Елена Арсеньева - Короля играет свита

Пален употребил все свое искусство, все хитрости, он вынимал из портфеля одно дело, один рапорт, один доклад за другим, а число их все еще казалось неиссякаемым. Император заметно терял терпение. Наконец он не выдержал и, смяв очередной доклад, воскликнул:

— Да будет ли этому конец?!

— Боюсь, что нет, — со старательно разыгранным унынием отвечал Пален. — Явился отец Губер, у которого тоже есть желание утомить ваше величество своими разговорами.

Павел, более всего опасавшийся опоздать на развод караула, который проводил каждый день с неиссякаемым удовольствием (у этого императора была душа капрала, и, быть может, в этой должности он обрел бы истинное счастье!), окончательно вышел из себя и крикнул:

— Передайте отцу Губеру, чтобы он убирался прочь со своими глупостями!

Это было сказано достаточно громко, чтобы можно было услышать в приемной. Но Губер все же ушел не прежде, чем вышел утомленный, побледневший Пален и не сообщил ему, что император никого не примет и вообще он удалился через другую дверь. Почтенный пастор может прийти завтра!

Говоря это, Пален не мог удержаться от злорадной улыбки, истинное значение которой стало понятным отцу-иезуиту только завтра.

Духи, Духи, духи… Что это такое? Неужто всего-навсего разнообразные смеси ароматических эссенций? Французские парфюмеры, величайшие знатоки секретов всяческих косметик, подразделяют духи на разные экстракты цветочных запахов.

Берешь немного спиртовой вытяжки из фиалковой помады, ирисового масла, бергамотного масла, мускусной тинктуры [45], тинктуры амбры, горько — мин-дально — масляной тинктуры и слабой подкраски в зеленоватый цвет хлорофиллом — и получаешь легкий, горьковатый, влажный аромат Extrait de Violet te de parme. Берешь вытяжку из помады акации, кассии, жасмина, розы, нероли, а также бергамотного и цейлонского коричного масла, и еще фиалкового масла, и тинктуры розовой, ирисовой, амбры, цибета, мускуса, бензойной смолы — и можешь обонять волнующий воображение Extrait-Ess-Bouquet.

Сколько прозы. И сколько поэзии!

Впрочем, некоторые знатоки уверяют, что вдыхать аромат изысканных духов все равно, что наслаждаться изысканной музыкой, поскольку органы обоняния и слуха в чем-то схожи между собой. Различные природные ароматы действуют различно — смотря по их летучести, летучесть же подобна амплитуде звуковых колебаний, ибо, чем меньше амплитуда, тем ниже звук и тем она продолжительнее действует на ухо, и чем меньше летучесть, тем слабей аромат и тем дольше он действует на обоняние; чем больше амплитуда, тем выше звук и тем интенсивнее и кратко временней его действие, — так и в запахе сила обусловлена, можно сказать, краткостью действия.

Можно расположить все ароматические вещества по хроматической гамме, в которой гармонические аккорды будут образовывать приятные букеты. Первая октава: до — сандал, ре — фиалка, ми — акация, фа — тубероза, соль — флердоранж, ля — свежее сено, си — гвоздика.

Вторая октава: до — камфара, ре — миндаль, ми — ирис, фа — жонкиль, соль — сирень, ля — бальзамин, си — мята. И выше, выше по нотному стану: до — жасмин, ре — бергамот, ми — лимон, фа — серая амбра, соль — магнолия, ля — лаванда, си — перечная мята, а новое до — ананас. И так далее, почти до бесконечности.

Сколько поэзии. Сколько прозы!

Духи, духи, духи… Что же это такое?

Не смотрите в энциклопедиях, не узнавайте у парфюмеров! Спросите у нашего героя, и он ответит, что духи — это аромат возлюбленной женщины, когда она проходит мимо, и ты можешь ее узнать даже в темноте, даже не глядя, даже с завязанными глазами — просто потому, что сердце твое в этот миг выскакивает из груди.

— Где же она? — торопливо спросил князь Каразин, но Алексей только растерянно хлопал ресницами:

— Не видел. Не знаю. Где-то здесь.

— Тебе померещилось, Алеша.

— Нет. Она здесь. Богом клянусь!

Из-под низко нависшего черного капюшона Василий Львович стрелял глазами по сторонам: вот эта маркиза Помпадур с мушкой на тугой румяной щечке? Мавританка — сплошь накрашенная, так что, чудится, ни одной своей краски не осталось в лице? Русская красавица, унизанная жемчугами от кокошника до носков сафьянных башмачков?

Ни одна из них не может быть Ольгой Зубовой-Жеребцовой, которую Василий Львович некогда знал лично и к которой даже был слегка неравнодушен, ибо к этой ослепительной даме не мог остаться равнодушным ни один мужчина, оказавшийся рядом с ней хоть на мгновение. Она была лукава и кокетлива, как кошка. Каразин знавал ее и в пору первой молодости, и второй, и, так сказать, третьей, и она всегда умудрялась пленять взор мужской и душу.

Когда граф Дмитриев-Мамонов, взысканный всеми милостями императрицы, щедро осыпанный всеми богатствами и почестями, внезапно объявил Екатерине, что он уже полгода тайно помолвлен с княжной Щербатовой, императрица дала ему разрешение на брак, но по всему было видно, что исключительному положению графа пришел конец. Всех тогда занимал один вопрос: кто займет влиятельное место опального Мамонова? Кого всемогущая императрица отличит и выдвинет из блестящей толпы придворных красавцев?

Выдвинулся Платон Александрович Зубов, молодой кавалергард, обладающий действительно незаурядной, волнующей красотой.

Возвышение Платона Зубова, разумеется, тотчас отразилось на его семье. Братья его получили повышения по службе, а отец, Александр Николаевич Зубов, служивший вице-губернатором в провинции, был назначен обер-прокурором в первый департамент Сената и переехал в Петербург. В то же время в столице появилась сестра Платона, Ольга.

В своем роде она была достойна брата. Отличаясь редкостным умом, она была игрушкой своего пылкого и страстного темперамента. Еще в провинции она выскочила замуж за некоего Александра Жеребцова, происходившего из старинного дворянского рода, а более никакими особенными достоинствами не блиставшего. Ольга очень скоро пожалела о своем необдуманном браке, но развода муж ей так и не дал, тем паче что получил чин, действительного статского советника, чем весьма гордился. Несмотря ни на что, наша красавица вела жизнь свободной, незамужней девушки — с той лишь разницей, что потерь девических понести уже не могла… Это и придавало ей особенное очарование в глазах мужчин!

Да, в петербургском свете сумели оценить ее замечательную красоту, главным достоинством которой были не столько безупречные черты (встречались обладательницы классической внешности, при виде которых мужчины начинали откровенно зевать!), а внутренний огонь, горевший в каждом взгляде Ольги, сквозивший в каждом ее движении. Казалось, весь солнечный свет устремляется к ней, сбирается в ее серых глазах, которые от возбуждения начинают сверкать, как самоцветы, играет в ее расчетливо-беспорядочных локонах.