Сьюзен Джонсон - Соблазнительное пари

Жоржи увидела морщинки усталости на его лице и поняла, что сейчас все его мысли заняты войной.

— Ну, если ты так хочешь, — уклончиво ответила она.

— Спасибо. — Симон притянул ее к себе. — Я должен знать, что ты в безопасности в мое отсутствие, что в безопасности наш ребенок.

— Наверное, мне нужно было приехать пораньше, и тогда у нас было бы время…

— Ты сейчас здесь, и я доволен. — Он испытывал глубокое удовлетворение и одновременно боялся встревожить ее. Подумать только: случись все часом позже — и он не узнал бы о своем ребенке, а возможно, не смог бы жениться на Жоржи! — Посиди со мной, душа моя, пока я напишу для Морриса несколько приказов.

Он подвел Жоржи к стулу, а сам сел за письменный стол красного дерева и, время от времени ей улыбаясь, сделал несколько дополнительных распоряжений к завещанию. Он оставлял все свои владения, состояние и титулы своей молодой жене и неродившемуся ребенку.

Моррис вернулся со священником и свидетелями настолько быстро, что Симон не успел закончить письмо к своей сестре, в котором он представлял ей новую жену и объяснял причину внезапного бракосочетания. Оборвав письмо, он запечатал свою корреспонденцию, передал все Моррису и, поднявшись из-за стола, с галантным поклоном предложил руку Жоржи.

— Прошу тебя, стань моей женой и сделай меня счастли-вейшим человеком в мире.

— С радостью, — проговорила с улыбкой и со слезами на глазах Жоржи. И в этот момент она напрочь забыла обо всех пережитых ею страданиях.

Венчание длилось недолго — над Симоном довлела необходимость срочно доставить приказы Веллингтона; каждая минута была на счету. Когда короткая церемония завершилась, все необходимые бумаги были подписаны, произнесены поздравления, Симон всех выпроводил, чтобы хоть несколько минут побыть наедине с Жоржи до своего отъезда.

— Я постараюсь не плакать, — пообещала она, глядя на Симона, пока он шел к ней через комнату, звеня шпорами, которые красноречиво напоминали о том, что ее муж отправляется на войну.

— Я тоже, — с улыбкой сказал он. — Хотя не каждый день я уезжаю от жены и неродившегося ребенка. — Он обнял ее и привлек к себе, стараясь запомнить, как она выглядит, как пахнет, какая она на ощупь и на вкус.

— Ты уедешь ненадолго, — с надеждой сказала Жоржи.

— Конечно же, ненадолго. — Он хотел надеяться, что судьба будет к нему милостива завтра, однако понимал степень риска. — Держись Морриса. У него все необходимые бумаги, деньги, инструкции. Положись во всем на него.

Жоржи кивнула, не желая открыто врать. Однако она отнюдь не собиралась покидать Брюссель, поскольку это ближе к Симону.

— Тебе что-нибудь нужно сейчас?

— Чтобы твое тело находилось рядом с моим, — улыбнулась она.

— Дай мне несколько часов, — пробормотал он и, наклонившись, поцеловал ее в губы, — и твое желание исполнится.

— Мы будем ждать.

— Мне приятно это слышать — мы. — Симон вскинул черные брови и с удовольствием сказал: — Придумай в мое отсутствие несколько имен.

— Когда ты вернешься. — Эти слова прозвучали как молитва.

— Когда я вернусь, — согласно повторил он. На сей раз его поцелуй был прощальным — в нем ощущалась горчинка. А когда Симон оторвал губы от ее рта и посмотрел на Жоржи, в его взгляде на момент отразилась тоска. — Помни меня, — шепотом сказал он и, резко повернувшись, зашагал прочь.

— Буду помнить каждое твое слово, каждое прикосновение, каждый поцелуй, — прошептала она, глядя на удаляющегося Симона.

Он не оглянулся. Дверь с легким щелчком, захлопнулась за ним.

Моррис нашел Жоржи неподвижно стоящей посреди комнаты, словно уход Симона поверг ее в оцепенение. Ординарец подошел к ней, опасаясь, как бы с ней не случилась истерика.

— Нам нужно ехать, миледи, — негромко сказал он.

И в тот же момент она словно вдруг ожила.

— Я никуда не поеду, Моррис. Прошу тебя, не пакуй мои вещи.

— Маркиз хочет, чтобы вы уехали в Антверпен, миледи, — осторожно проговорил Моррис.

— Маркиз уехал. Ты можешь ехать в Антверпен, Моррис, если хочешь. Я остаюсь в Брюсселе до возвращения моего мужа.

— Вы уверены, миледи? Маркиз был совершенно…

Жоржи бросила на него такой взгляд, что он замолчал на полуслове.

— Разве я выгляжу неуверенной?

— Нет, миледи, — почтительно произнес Моррис, внезапно осознав, что его новая маркиза обладает столь же сильной волей, как и ее муж. — Вы не хотели бы, чтобы я принес вам ужин?

— Спасибо, хотела бы. И еще я была бы признательна, если бы ты разыскал для меня графа де Дре-Брэза и сообщил ему, что я в городе и ожидаю его визита.

Деловая женщина, подумал Моррис, отправляясь выполнять ее задания. Граф был весьма влиятельным эмигрантом, связанным с военным командованием. Он должен быть в курсе всех перипетий кампании.

Пока граф де Дре-Брэз вводил Жоржи в суть происходящих событий, рассказывал о диспозиции обеих армий и возможной стратегии в предстоящем сражении, Симон скакал лесной дорогой, ведущей в Ватерлоо. Хотя он и вез приказы о необходимости завтра выстоять и дать отпор, Веллингтон все еще не пришел к твердому решению, следует ли дать сражение или разумнее все-таки отступить. Герцог не чувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы остановить Наполеона на подступах к Брюсселю, не заручившись поддержкой Пруссии. Прусская армия была основательно потрепана в Линьи, однако, если хотя бы один из прусских корпусов не окажет ему помощи, он планировал оставить Брюссель и отступить за Шельдт.

Только в два часа ночи, когда Веллингтон уже готов был отдать приказ об отступлении, пришел ответ от Блюхера. Блюхер лично, несмотря на ранение, возглавит корпус и придет Веллингтону на помощь. И лишь тогда Веллингтон принял окончательное решение.

Утром 18 июня на горном кряже в двух с половиной милях от Ватерлоо, откуда хорошо просматривалась сеть небольших ложбин, союзные войска выстроили свои оборонительные цепи. Люди стояли буквально плечом к плечу — для пехотинцев интервал составлял двадцать один дюйм, для кавалеристов тридцать шесть дюймов — и ждали приказа о начале движения.

К одиннадцати часам утра 140 тысяч человек — 73 тысячи солдат Наполеона и 67 тысяч воинов Веллингтона — ждали приказа Наполеона, который почему-то запаздывал. Его штабисты ждали команды, находясь на почтительном расстоянии. Одному из них, наблюдавшему за Наполеоном, показалось, что тот пребывает в состоянии оцепенения.

Будучи не уверен в надежности и стойкости союзных войск, Веллингтон ждал, на что решится Наполеон. Сам он был намерен защищаться, отнюдь не атаковать.

В конце концов ближе к полудню Наполеон отдал приказ, но не об атаке английских оборонительных линий, а об отвлекающем ударе в направлении замка Угумон.