Филиппа Грегори - Вайдекр

Я торопилась с уборкой не только для того, чтобы освободить Вайдекр от долгов, но и потому, что я чувствовала приближение бури. Чувствовала всей кожей, хотя небо было ясным-преясным. Дни стояли жаркие, слишком жаркие. Люди, работавшие в поле, невыносимо страдали от зноя. Один из жнецов упал в обморок прямо на свой серп. Когда я подбежала, то увидела, что рана очень страшная, почти до кости. Но едва я предложила послать за хирургом в Чичестер, как пострадавший — это был сын старого Жиля, — поднял на меня ставшие от боли огромными глаза и сказал:

— Нельзя ли мне обратиться к доктору Мак Эндрю, мисс Беатрис?

— Сколько угодно, — с внезапным раздражением сказала я. — Полезай в телегу, она как раз едет в усадьбу. Но если доктора Мак Эндрю нет дома, то пеняй на себя.

Парню повезло, Джон был в саду и сразу же оказал ему помощь, и так хорошо, что уже через три дня тот мог выйти в поле собирать колоски. Еще одно доказательство опытности моего мужа. Еще одна причина для бедняков любить его. И ненавидеть меня.

Погода, казалось, тоже ненавидела меня. Пшеница буквально осыпалась в руках. Люди не разговаривали между собой, даже дети переговаривались только шепотом. Не пели птицы. Казалось, что они с отчаяния улетели из Вайдекра, и теперь тут навсегда воцарилось молчание.

Даже свет казался мне страшным. Он жалил мои глаза, солнце напоминало мне зияющую кровавую рану на желтом небосводе. Небо нависало раскаленной плитой над моей головой, а земля была твердой как железо. Фении совсем высохла, не было даже слышно ее журчания.

Поэтому я немилосердно торопила жнецов. Я приезжала в поле первой, уезжала последней и не давала им ни минуты отдыха. Но я и себя не жалела, я смертельно устала, и больше всего от того, что где-то внутри меня неумолчно звонил колокол: «Это все напрасно. Это все зря».

Наконец работа была закончена. В середине поля высились огромные стога, готовые к отправке. Жнецы буквально рухнули возле них, не в силах помочь нескольким старикам и женщинам, все еще собирающим колосья.

Марджори Томпсон, чуть ли не самая древняя старуха в деревне, сев в тени и прихватив несколько колосков, принялась что-то быстро плести. По обычаю, из колосьев последнего снопа плели пшеничную куклу, покровительницу этого года. Почти всегда она символизировала меня, и у меня часто просили обрывок ленты, чтобы довершить сходство. В тот год, когда Гарри был покровителем урожая, крестьяне сплели куклу, олицетворяющую Гарри. Она имела довольно непристойный вид, так как была украшена торчащим между ног огромным пуком колосьев. Гарри это привело в восторг, он унес куклу домой, где старательно прятал от мамы. А тех кукол, которых они делали для меня, я прикрепила к стенкам моей конторы, как бы в доказательство реальности прошлого.

Тучи перестали прятаться и скопились у горизонта, образовав гигантскую серую стену, затмившую солнечный свет. Но меня это уже не беспокоило, самое позднее завтра, все зерно будет увезено на самый богатый рынок в мире, в Лондон. Я сделала все, что могла, и мне нет дела до бури.

В это время Марджори Томпсон закончила свою работу и усадила куклу на стог. Игра заключалась в том, что жнецы пытались сбить куклу своими серпами, и попавший приносил ее мне за некоторое вознаграждение. Так происходило и в этот раз, но когда Билл Форстер сбил куклу и забрал ее со снопа, то он вдруг покраснел до корней волос и перебросил ее следующему жнецу. Так по рукам она добралась до меня. Не успев подумать, я поймала ее в воздухе и с ужасом поняла, что в этот раз покровителей урожая было два: кукла представляла собой совокупляющуюся пару. И это были мы с Гарри. Тайны более не существовало. Хитрая старуха почувствовала запах греха и зловоние инцеста, исходящее от моих юбок, о чем могли только догадываться мама и Селия. И теперь всем известно, что и почему идет неправильно в доброй земле Вайдекра.

Я растерзала в клочья куклу и отбросила ее под копыта Тобермори.

— Вы отвратительны мне, — заговорила я. — Вы — подонки. Вы заслуживаете, чтобы с вами обращались как со свиньями. Что ж, теперь так и будет. Я огорожу всю общинную землю. Я сотру с лица земли Экр. Я очищу мою землю от всех вас. От ваших смрадных домов, ужасных детей и от ваших грязных мыслей. А теперь уходите. Идите и помните: когда я сегодня появлюсь на праздничный обед, первый же, кто осмелится не поклониться мне, еще до захода солнца окажется выброшенным на улицу.

Я стегнула Тобермори, и мы поскакали домой. Даже там все было страшно. Гостиная Селии казалась каким-то подводным царством из-за мрака, царившего в ней. Сама Селия выглядела испуганной.

— Что случилось, дорогая? — спросила я.

— Я даже не знаю, — ответила она. — Наверное, это из-за ужасной погоды. Я вся дрожу и вместе с тем задыхаюсь от пекла. Я ездила сегодня в Экр и очень расстроилась. Мне кажется, люди избегают меня. Сам воздух дышит угрозой. У меня предчувствие, что случится что-то ужасное.

— Ничего, Селия, это просто собирается дождь, — постаралась я успокоить ее. — И нам лучше поехать на мельницу в карете, а не в ландо. Сейчас я только приму ванну и вернусь. Я быстро.

Но быстро у меня ничего не получалось. Воздух, казалось, сгустился вокруг меня, я не могла подняться по лестнице.

— Беатрис, ты холодная как лед, — подойдя, заметил Джон. — У тебя нет лихорадки? Может быть, ты тоже боишься бури?

— Нет, я ничего не боюсь, — я едва могла говорить. — Я все эти ужасные дни провела в поле. Я ездила туда каждый день. Пока вы сидели вдвоем в гостиной, плели вокруг меня заговоры и пили чай, за который заплачено моим трудом, я работала в поле, под палящим солнцем, пытаясь спасти Вайдекр.

— Ты знаешь, почему меня не было с тобой, — Гарри, наконец, оторвался от тарелки с пирожными. — Они не обращают на меня внимания, и я не мог выносить такое оскорбление.

— Оставь, Гарри, — мои губы искривились в презрительной усмешке. — Конечно, я делала это для тебя. Как и для всех вас. Извините меня, пожалуйста. Я очень устала. Пойду выкупаюсь и вернусь нормальным человеком.

Мне в самом деле удалось смыть эту смертельную усталость и обиду. И я опять стала такой же красивой, как всегда. Когда Люси, одев меня, передала мне слова няни, что Ричард неспокоен, так как у него режутся зубки, я велела ей обратиться к доктору Мак Эндрю.

Глаза Люси смотрели на меня с осуждением, она не могла представить себе мать, которая не идет к собственному ребенку, когда он болен и зовет ее.

Через несколько минут я спустилась вниз. Мои близкие ждали меня в гостиной. На минуту меня охватил ужас. Я чувствовала себя старухой, которая чудом задержалась на этом свете. Я пережила свои лучшие годы и любовь ко мне людей. И я с горечью подумала: «Боже мой! Что я наделала! Я хотела стать творцом своей жизни и залила ее потоками крови. Я убивала случайно и обдуманно, и ради чего, Боже? Чтобы эти трое жили здесь в богатстве, покое и с чистой совестью? Чтобы я встречала их осуждающие взгляды? Что же я сделала со своей жизнью?»