Ани Сетон - Омела и меч

— Разве она не останется с детенышами? — спросил Квинт.

— Возможно, или рядом с трупом самца, но…

— … но лучше нам уйти, — докончил Квинт предложение.

Они со всей возможной скоростью припустили вниз по холму, продираясь сквозь кусты, пока не достигли вновь кургана и протоптанной вокруг него тропинки. Они уже успели немного пройти по ней на восток, когда Дион, перекидывая палку с подвешенным мясом с одного плеча на другое, заметил:

— Знаешь, Фабиан, я только что сообразил, что мы оставили свои плащи и шлемы в пещере. А также, — продолжал он, — что меня вовсе не тянет за ними возвращаться. Госпожа волчица в своих владениях и думаю, она созовет на помощь всю родню.

Как бы в ответ они услышали со стороны холма долгий ужасный волчий вой.

Все трое замерли, прислушались, затем молча пошли.

— Итак, мы оказались в одной лодке с Квинтом, — через некоторое время заключил Дион. У нас нет ничего, явно подтверждающего, что мы римляне, кроме знака Четырнадцатого легиона, а его можно прикрыть.

— И ваших мечей, — сказал Квинт с легкой завистью, но не так, как мог бы сказать это вчера. Сейчас он уверенно сжимал копье.

— И наших мечей, — согласился Дион. — Хотя, надеюсь, нам не придется пускать их в ход — до самого сражения. Я понял, что приключения последних двух недель… как бы это выразиться… поубавили во мне тягу к острым ощущениям. Я обнаружил, что постыдным образом тоскую о мягкой постели, о теплом неаполитанском солнце, о музыке, о нежных веселых девушках… а главным образом о спокойной жизни.

— Тоскуй, да не отставай, — сухо сказал и Фабиан. Он размашисто шагал впереди, надвинув капюшон безрукавки, поскольку поднялся холодный сырой ветер.

Но в душе Квинта болтовня Диона пробудила пугающие воспоминания.

— У меня был… друг, в Девятом, который часто так говорил, — неуверенно произнес он, хотя сразу понял, как мало в действительности общего было между Дионом и Луцием. Нарочито жалобные сетования Диона не могли восприниматься всерьез. При всем видимом легкомыслии Дион обладал исключительной верностью долгу и высоким чувством ответственности, в то время, как Луций…

— С твоим другом что-то случилось? — спросил Дион. — Голос у тебя стал такой странный…

Квинту хотелось разделить с кем-нибудь боль и разочарование, которые он испытал из-за Луция, но он не мог заставить себя сказать: «Я очень любил его, и считал его другом, но он меня предал, и, что гораздо хуже, когда всех наших товарищей убивали, он сбежал». Поэтому он просто кивнул и уставился в спину Фабиана.

— Это плохо, — мягко сказал Дион. Он решил, что друг Квинта погиб при уничтожении Девятого легиона, и сменил тему: — Фабиан! Долг о мы еще собираемся тянуть этот проклятый кусок волчьего окорока ? Я так голоден, что готов съесть его сырым.

Старший гонец оглянулся.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Здесь, в долине есть крестьянская хижина. Может они пустят нас к своему очагу.

Они взглянули вниз на одинокую британскую ферму. За частоколом виднелась круглая мазанка, крытая камышом. Над отверстием в крыше кудрявился дым. Они спустились с холма и приблизились к плетню, окружавшему двор. Внутри яростно залаяла собака, заблеяла коза, испуганно захрюкали свиньи. Римляне остановились у запертых ворот.

— Позвольте мне, — сказал Квинт. — Я достаточно знаю язык, — он закричал: — Привет! Привет! Мы друзья! Ответьте нам.

Собака рыча и гавкая, кидалась на ворота, однако иного ответа не последовало.

— Держи лучше, Квинт, копье наготове, — съязвил Дион. — Собака такая же злая как волк.

— Я уверен, что в доме кто-то есть, — сообщил Фабиан. — Разве это не ребенок плачет?

Квинт кивнул и снова закричал:

— Привет, друзья! Все, что нам нужно — немного огня из вашего очага! Мы заплатим!

При этих словах из-за оленьей шкуры, служившей дверью, высунулась старуха. У нее были длинные спутанные седые космы и тупое толстое лицо. Она обозрела пришельцев и прикрикнула на собаку, прекратившую бешено лаять.

— Чего вам надо? — буркнула она.

Квинт снова, объяснил. Старуха исчезла в доме, но через миг выкатилась во двор.

— Вы заплатите? Когда Квинт подтвердил, ее отвислые губы расплылись в глупой, довольной ухмылке. Она отперла ворота.

— Откуда вы? — спросила она, покуда они прокладывали дорогу между овцами, козами и свиньями, а собака тем временем с подозрением ворчала на Диона и прыгала, пытаясь достать волчатину.

— С севера, — уклончиво ответил Квинт.

— А, — заметила она, — вот почему ты говоришь не совсем так, как мы. Вы, наверное, тоже идете сражаться с римскими свиньями?

Она вошла в дом, а Квинт пробормотал нечто, способное сойти за согласие.

— Она принимает нас за британцев, будьте осторожны, — быстро прошептал он друзьям, прежде, чем они переступили порог хижины.

Когда глаза их привыкли к дымному полумраку, они увидели звериные шкуры, развешенные на стенах, и большой ткацкий станок, на котором молодая женщина с голым младенцем на коленях натягивала серые пряди грубой шерсти. Она была красива, с темными волосами и зелено-карими глазами, присущими западным племенам. При виде троих мужчин она подняла голову, и, зардевшись, хихикнула.

— Жарьте свое мясо здесь, — сказала старуха, указав на очаг. — Мы рады гостям. Нам с дочерью было одиноко, с тех пор, как все наши мужчины ушли на подмогу великой королеве иценов.

Молодая женщина вздохнула и сказала:

— Верно. Они ушли так далеко…

Квинт глядя на них, понял, что они обе — простые, бесхитростные женщины, вряд ли когда-либо отходившие дальше, чем за три мили от своего дома. Может, я смогу что-то у них выведать, — с внезапной надеждой подумал он.

— Когда это было? — спросил Квинт, спускаясь на колени рядом с Дионом, который жарил мясо. Фабиан тем временем сел на груду шкур, посматривая на Квинта. Он догадывался, что речь о чем-то важном, но не понимал слов. — Когда ваши мужчины ушли?

Старуха пожала плечами.

— Давно. Не знаю. Дни прошли…

— В тот день у Mora прорезался зубик, — охотно сообщила молодая мамаша, забыв про свою застенчивость. Вот сколько дней! — она загнула три пальца.

Не так давно, с нарастающим возбуждением подумал Квинт.

— И где они хотят найти королеву Боадицею? Мы хотим знать, идем ли мы верным путем..

Но обе женщины глядели бессмысленно.

— Где-то там, — сказала старуха, тыча на восток. — Мимо Великого Белого Коня, потом вдоль древней дороги малого народа, и дальше, на восход солнца.

Столь смутные указания разочаровали Квинта, но он скрыл это, подгребая угли к мясу в очаге.

— А почему другие не разговаривают? — внезапно спросила молодая женщина, переводя удивленный взгляд с курносой жизнерадостной физиономии Диона на худое, мрачное, веснушчатое лицо Фабиана.