Надин Миллер - Сватовство по ошибке

Мэдди чувствовала, что в глубине души этого мрачного, замкнутого англичанина кипит гнев – гнев на всю ту несправедливость, которая преследовала его от рождения и в которой он был неповинен. Рассудок предостерегал ее, что разгневанный мужчина всегда опасен. Однако прислушайся она к рассудку, получилось бы, что ей полагается дрожать от страха при одной мысли, что ей придется провести час наедине с Тристаном Тибальтом… не говоря уже о двухнедельном путешествии. Но вместо страха Мэдди испытывала лишь странную, необъяснимую приподнятость духа и волнение.

Она еще ни разу не встречала мужчины, который признался бы, что служил шпионом, и Мэдди одолевали бесконечные вопросы, ответы на которые ей хотелось узнать как можно скорее.

– Так вот почему мсье Форли называл вас Британским Лисом! – воскликнула она. – Это ваша кличка!

– Была. Это была моя кличка. Я оставил свою неблагодарную профессию, когда Бонапарта отправили на Эльбу. Последний год я провел в штабе лорда Веллингтона в Париже и на Венском конгрессе в качестве помощника лорда Каслри. – Нахмурившись, он продолжал: – И в настоящий момент я чертовски об этом жалею. Мое лицо и моя репутация слишком хорошо известны многим высокопоставленным бонапартистам, включая этого мерзавца, гражданина Фуше, который поклялся отрубить мне голову. Боюсь, ваш отец мог бы сделать более мудрый выбор сопровождающего.

“Возможно, – подумала Мэдди, – но это было бы не так интересно”. Да, большую часть времени Тристан Тибальт пребывал в мрачном и раздражительном настроении, однако Мэдди сомневалась, что ей когда-нибудь станет с ним скучно… хотя в обществе любого другого мужчины она начинала скучать уже через полчаса.

Мэдди улыбнулась:

– Вот видите, между нами есть и еще нечто общее, кроме недоверия к Бурбонам. Фуше был заклятым врагом моего деда, и, похоже, эта ненависть перешла по наследству и ко мне.

Тристан опять нахмурился:

– Лишняя причина, по которой мы должны выбраться из Франции как можно быстрее.

Отшвырнув изжеванную травинку, он поднялся, шепотом обругал сутану, которая опять запуталась в ногах, и подошел к пасшейся неподалеку кляче:

– Собирайтесь и садитесь в кабриолет, – велел он звенящим от нетерпения голосом, запрягая лошадь. – Из-за ваших бесконечных вопросов мы задержались здесь слишком долго. Надо успеть проехать еще несколько миль. А потом придется искать убежище от грозы. Видите, она уже надвигается с севера.

Мадлен понимала: Тристан досадует на себя из-за того, что выдал ей такие подробности своего живописного прошлого. Он так сурово сдвинул брови, что при виде его лица всякий здравомыслящий человек бросился бы бежать без оглядки.

Всякий, но не Мадлен! Прожив пятнадцать лет со своим дедом, она научилась противостоять любому, кто попытался подчинить ее своей воле с помощью вспышки гнева. И этот вздорный англичанин – не исключение.

Мэдди неторопливо собрала в сумку остатки хлеб и сыра, завернув их в полотенце, которое любезно подарил путникам слуга отца Бертрана. Столь же неторопливо она подошла к экипажу и устроилась на сиденье.

– Можно ехать дальше, отец Тристан, – проговорила она.

В ответ раздалось такое проклятие, от которого последняя трущобная крыса в Париже задрожала бы, поджав хвост.

Но Мадлен лишь скрестила руки на груди и отвернулась.

Тристан не представлял, как именно Мадлен должна отреагировать на его признания, на известие о том, что он – внебрачный сын и шпион, однако ее спокойствие оказалось для него сюрпризом. Она больше не задавала никаких вопросов и не позволяла себе никаких замечаний о том, что услышала. Вообще, за весь этот долгий день они перекинулись едва ли десятком слов. И все же воцарившееся молчание было неожиданно теплым, как будто в кабриолете ехали двое старых друзей, а не посторонние люди, которых свел друг с другом каприз судьбы.

Первые два часа после привала они проезжали мимо садов. Миля за милей по сторонам узкой дороги тянулись яблони в розоватом цвету и белоснежные сливы; поднявшийся ветер вскоре засыпал весь кабриолет шелковистыми лепестками. Глядя, как цветы падают на темные кудри Мадлен, Тристан невольно улыбнулся, сравнив их про себя с крошечными белыми и розовыми мотыльками.

Затем сады сменились роскошными зелеными лугами, на которых паслись белые овечки; Тристану эта картина остро напомнила о том имении в Суффолке, которое обещал ему Гарт. Теперь он сомневался, что когда-либо получит этот подарок. Пока кошельком пятого графа распоряжается Калеб Харкур, Гарт не сможет позволить себе проявить щедрость к своему незаконному брату.

Придорожные поля уже готовили к весеннему севу. Крестьянин, шедший за плугом, остановился и снял шляпу, поклонившись путникам.

– Вы должны осенить его крестным знамением, отец Тристан, – прошептала Мэдди. – Он надеется, что вы благословите его поле.

Тристан покорно повиновался, приободрившись при свидетельстве того, что маскарад его способен одурачить хотя бы крестьянина. Затем, для полноты картины, он и себя осенил крестом. Слишком набожным он не был никогда, но все же мысленно попросил прощения у Бога за это святотатство.

С каждой милей тучи сгущались, а ветер становился все сильней и порывистей. В надвигающихся сумерках Тристан почувствовал, как на щеку ему упала первая капля дождя. Скоро стемнеет. Он устал и снова проголодался, а Мэдди, как ни старалась держаться молодцом, была уже близка к истощению. Но как Тристан ни вглядывался в окрестные поля, нигде не было видно ни трактира, ни почтовой станции.

Спустя несколько мгновений дождь уже пошел в полную силу, и в лицо Тристана вонзились тысячи ледяных иголок. Кудри Мадлен слиплись, вода стекала у нее по подбородку. Крестьянская куртка промокла и обтягивала теперь ее фигуру так, что выдать мадемуазель Харкур за мальчишку больше не представлялось возможным, а Тристан реагировал на это соблазнительное зрелище вовсе не так, как подобало бы священнику. Отчасти из самозащиты, отчасти руководствуясь заботой о девушке, он достал из-под сиденья свой камзол и набросил его на плечи Мэдди.

– Надо найти укрытие, – торопливо проговорил он, чтобы скрыть свою досаду. Через несколько секунд он указал спутнице на несколько крестьянских домов, показавшихся на горизонте. – К тому времени, как мы туда доберемся, будет уже темно. Мы сможем переночевать в сарае, и никто нас не увидит, если мы проснемся до рассвета и снова тронемся в путь.

– Вы хотите спать в сарае?! – изумилась Мэдди. Этот наглец рассчитывает, что она проведет с ним наедине ночь на сеновале?! Она сомневалась, что даже такой беспечный родитель, как ее папаша, одобрил бы подобное поведение своего посланца. Мэдди смерила Тристана оскорбленным взглядом. – Я полагаю, нам следует найти приличную гостиницу, мсье. Хотя бы ради приличия.