Надин Миллер - Сватовство по ошибке

У ворот королевского дворца собралась толпа. Тристан и Мэдди спешились и, ведя лошадей в поводу, направились к народу.

– Что происходит? – осведомился Тристан у какого-то грязного старика, опиравшегося на палку.

Старик окинул Тристана угрюмым взглядом из-под набрякших век.

– Ничего такого, что могло бы заинтересовать вас, святой отец. Толкуют, что Маленький Капрал сегодня ночует в Фонтенбло, а Жирный Людовик бежит в Гент. – Старик пожал узкими плечами. – Но какая разница, кто сидит на французском троне? Для нас, простых горожан, это ничего не меняет. – Подняв голову, он бросил взгляд на ворота. – Ага, вот и король, – заметил он, снимая шапку.

Мэдди увидела двух лакеев в ливреях. Они несли огромное кресло, в котором восседал толстяк в пурпурном атласном жилете, с редеющими седыми волосами и тройным подбородком, колыхавшимся, как пудинг.

Мэдди недоверчиво уставилась на него.

– Только не говорите мне, что эта жаба-переросток и есть тот самый король, за которого мой дед готов был пожертвовать жизнью! – шепнула она Тристану.

– Но это и вправду король, – прошептал он в ответ, сдерживая кашель.

Толпа приветствовала монарха со сдержанным энтузиазмом, и лакеи задержались на мгновение, чтобы король мог в ответ помахать народу рукой.

– Возлюбленные мои соотечественники, – произнес Людовик на удивление сильным и певучим голосом. – За себя не боюсь, я боюсь за Францию. Тот, кто разжег в нашей стране пламя гражданской смуты, обрушил на Францию и все несчастья войн с иными государствами. Он снова хочет надеть на шею нашей страны железное ярмо. Он намерен уничтожить конституцию, которую я даровал вам.

По толпе прокатился гром аплодисментов, а какой-то молодой солдат в потрепанной роялистской форме даже прокричал: “Да здравствует король!”

Король промокнул лоб кружевным платком и продолжал:

– Да будет эта конституция, эта гордость каждого француза, любящего свое отечество, нашим священным знаменем!

Толпа снова разразилась приветственными возгласами, на сей раз более искренними. Затем с помощью полудюжины крепких стражников Людовик Восемнадцатый сошел с носилок и уселся в богато украшенную дорожную карету. Напоследок Мэдди заметила, что король помахал пухлой, унизанной перстнями рукой из окна кареты, уже катившей на север, к бельгийской границе.

Глаза девушки наполнились слезами.

– Слава Богу, что моего деда здесь нет! Слава Богу, что он не увидел эту жалкую пародию на короля, дрожащую от страха перед Корсиканцем! – грустно проговорила она и огляделась вокруг. – Но у короля все-таки осталась горстка сторонников. Они хотя бы приветствовали его напоследок.

– Точно так же они будут завтра приветствовать Бонапарта, – сухо заметил Тристан. – Этот старый парижанин совершенно прав. Людям надоело сражаться не на жизнь, а на смерть, и они готовы с распростертыми объятиями принять любого, кто пообещает им мир и спокойствие. Но это не наша забота. – Он обвел взглядом толпу, уже заметно поредевшую. – Пока что мне не попалось на глаза ни одного знакомого, но удача может изменить нам. Надо покинуть Париж как можно скорее, прежде чем меня кто-нибудь узнает.

Усевшись в седло, он оглядел широкую улицу, полукольцом окружавшую Тюильри.

– Но сперва нужно добыть овса для лошадей, обед для нас с вами и постели, где мы могли бы отдохнуть хотя бы несколько часов. А как только рассветет, мы поскачем в Кале.

Мэдди устало взобралась в седло и последовала за ним по улицам Парижа. Уже почти стемнело. Миновав недостроенную Триумфальную арку, которую Наполеон велел воздвигнуть в честь своих побед, путники оказались в районе, где улицы сменились узкими кривыми переулками, а элегантные здания уступили место грязным хибарам и крошечным лавкам без витрин.

Дул резкий ветер. Сырой, тяжелый воздух над городом пропах грязью и отбросами, которыми были завалены старинные улицы. Одной рукой придерживая поводья, а другой прикрывая глаза от пыли, Мэдди старалась не отставать от Тристана, который гнал жеребца по лабиринту переулков.

Дважды он терял дорогу и проезжал по той же самой улице, которую лишь несколько минут назад оставил позади. Но, наконец, когда Мэдди уже решила, что они безнадежно заблудились, Тристан остановился в конце мощенного булыжником тупичка перед дверью, ведущей в полуподвал.

– Вот мое бывшее жилище, – пояснил он своей спутнице осипшим от простуды голосом и постучал в дверь. – Владелица этого дома моя старая приятельница. Здесь мы можем рассчитывать на приличный ужин и чистую постель.

Он постучал еще раз, и дверь, наконец, отворилась со скрипом. На пороге появилась миниатюрная темноволосая фигурка в белом пеньюаре.

– Тристан, друг мой! – воскликнула она, обвивая его шею пухлыми ручками. – Но зачем ты натянул на себя эту сутану? Она тебе не идет!

Тристан хохотнул, от чего у него опять начался приступ кашля.

– Это долгая история, Минни, и лучше рассказывать ее за стаканом вина и тарелкой хорошей еды. – Он передал поводья обеих лошадей вертевшемуся рядом с ним уличному мальчишке и велел отвести животных в конюшню, а затем легонько подтолкнул Мэдди к двери. – Минни, ты не могла бы пустить нас с другом переночевать? Нам нужны соседние комнаты, соединенные дверью.

Минни удивленно приподняла бровь, пропуская Тристана и Мэдди в дом.

– Итак, дорогой, ты не согревал мою постель вот уже десять месяцев, а теперь просишь устроить тебя на ночлег с этим… этим созданием! – Она смерила Мэдди презрительным взглядом.

Тристан искоса взглянул на Мэдди, не зная, как она отреагирует на эти рискованные слова, однако Мэдди усилием воли скрыла свое потрясение.

Она внимательно всматривалась в лицо этой “старой приятельницы”, которая, очевидно, оказалась также и любовницей Тристана. Даже в тусклом свете свечей Мэдди различала тонкую сеточку морщин под черными круглыми глазами этой женщины, свидетельствовавшую о том, что Минни была уже не в первом цвете молодости. И все же этой женщине нельзя было отказать в определенной роковой красоте, а тонкий пеньюар почти не скрывал ее полную грудь и округлые бедра… Мэдди всегда втайне завидовала женщинам с такой пышной фигурой.

Минни обиженно выпятила нижнюю губу.

– Я по тебе скучала, Тристан. Чем я провинилась, что всю свою жизнь вынуждена тосковать по такому жестокому, такому бездушному мужчине! – Она бросила на Мэдди еще один злобный взгляд. – И вот ты опять так меня обижаешь!

– Я тоже по тебе скучал, дорогая, – проговорил Тристан, равнодушно целуя в лоб женщину, которая была его любовницей почти семь лет.

Беззастенчивые намеки Минни на их прошлые взаимоотношения почему-то смущали его. Прежде ее откровенность никогда не вызывала у него раздражения, напротив, он даже находил ее забавной. Но сейчас он невольно смотрел на всю эту ситуацию глазами Мэдди… Впрочем, небольшой образчик его прошлой жизни, возможно, развеет, наконец, ее иллюзии.