Тереза Майклс - Приют любви

Джош сделал для Николь деревянный стульчик, на спинке которого были вырезаны ее имя и маленькая птичка, а Рут сшила девочке прелестное рождественское платье с бантиками.

Наконец Николь заставила всех усесться и после этого преподнесла свой подарок матери. Открыв корзинку, где он был спрятан, Элизабет обнаружила первую вышивку дочери. В центре не слишком ровно голубыми нитками было вышито слово «мама», а по бокам девочка честно попыталась изобразить красные сердца.

– Это мне Наоми помогала, – призналась Николь, стоя перед матерью. Она с нетерпением ждала ее реакции и расцвела, когда та заверила, что вышивка прелестна и что это лучший из подарков.

После того как все присутствующие подтвердили это, Эмили объявила, что есть еще для всех подарки от Колтера, и Рут внесла маленькие коробочки. Эмили получила камею. Для Николь был медальон на красной бархотке, удивительно подходящий к новому платью, а Рут и Джош получили, первый раз в своей жизни, по золотой монете. Для Элизабет были серьги из розового жемчуга, похожего на капли, и записка:

Вспоминай , что я шепчу «люблю тебя» , каждый раз , как будешь надевать их. Я обожаю твои маленькие ушки и надеюсь , что в один прекрасный день смогу надеть тебе на палец и кольцо...

Колтер

Да, любимый, в один прекрасный день, когда война окончится, мысленно пообещала она, не позволяя теням прошлого омрачать радость сегодняшнего дня.

На праздничный ужин подали индейку и ветчину, запеченную в тесте, бисквиты, сладкий картофель в соусе, рис, приправленный травами, а на десерт – пироги, испеченные Наоми, и заварной крем с изюмом. Время промчалось незаметно, и наступил час укладывать вещи и возвращаться в Ричмонд. Надежды, что Колтер сможет присоединиться к ним, уже не осталось. Забирая подарки из своей комнаты, Элизабет бросила прощальный взгляд на постель, где он любил ее, и в который раз мысленно пожелала ему мира, где бы он сейчас ни был.

В домах, мимо которых они проезжали, зажигались свечи. Иногда долетали веселые звуки пения или игры на пианино и скрипках. Но дом, который Элизабет теперь называла своим, был погружен в темноту.

Сначала молодая женщина подумала, что Наоми просто рано легла. Но пока Доби вносил их вещи, у Элизабет появилось чувство, что в доме никого нет. Комната Наоми была пуста, на кровати явно не спали, а у себя она обнаружила записку:

Мне сообщили , что Андре ранен. Я уехала ухаживать за ним.

– Доби! Доби! – закричала Элизабет, кинувшись к нему через холл. – Наоми уехала. – Она стала, было показывать ему записку, но тут сообразила, что он не умеет читать. Не обращая внимания на его смущение, Элизабет пересказала содержание письма. – Она не должна путешествовать одна. Если б только знать, куда она отправилась! Ты должен найти ее.

– Я не могу оставить вас и...

– Доби! – разъяренный голос Элизабет будто пронзил его. – Наоми красива, молода, и она – цветная. Любой белый мужчина сможет обидеть ее. – Элизабет попыталась сосредоточиться и понять, что же надо делать. – Ну почему она не поехала с нами? Мы бы помогли ей.

– Нет никакого смысла так изводить себя. Если пообещаете оставаться дома, я попробую разузнать что-нибудь.

– Гостиница, Доби. Сходи в гостиницу. Там полно офицеров. Возможно, они знают, что случилось. И поспеши. Я... – Элизабет не смогла выразить свой страх словами, а Доби, к счастью, не стал дожидаться.

Доби возвратился утром, совершенно измученный. На вопросы Элизабет он только помотал головой.

– Ничего. Никто не видел ее, и не удалось выяснить, кто сообщил ей о ранении Андре.

Элизабет принесла ему кофе и то, что осталось от упакованных Рут угощений.

– Ты оставайся дома, а мне нужно идти. Дело не только в том, что я не хочу потерять работу, – в канцелярии можно узнать какие-нибудь новости. Ты присмотришь за Николь? – Элизабет решила, что надо сделать, но пока не готова была поделиться с ним. – Возможно, я вернусь сегодня попозже. Мне надо увидеться с одним человеком: он может пролить свет на то, что случилось с Наоми.

Придя на службу и извинившись за опоздание, она узнала, что эпидемия оспы разрастается. К ее глубокому разочарованию, Дженни так и не появилась.

Элизабет поболтала с женщинами, которые смогли на праздники увидеть родных, и посочувствовала тем, кто не имел такой возможности. Когда миссис Марстенд пришла собирать готовые документы, молодая женщина не обратила внимания на то, что она их заново пересчитывает. Но когда это случилось во второй раз, она спросила, в чем дело.

– В канун Рождества обнаружилось, что пропало около ста документов. Все торопились вернуться к семьям, и для окончательного подсчета оставалось только несколько женщин.

– Неужели вы думаете...

– У меня есть инструкции, Элизабет. Все попали под подозрение. Украденные документы могут быть использованы для подлога, что сильно осложнит работу Казначейства. Кто знает, может, кому-то просто нужны были деньги перед праздниками.

Элизабет заметила, что начальница бросила взгляд на пустующее место Дженни. Это окончательно утвердило ее в решении зайти в гостиницу, где жила жена Хьюго. В конце концов, та могла заболеть. Но она сама понимала, что просто ищет предлог, чтобы пойти туда.

Улицы были полны народа, со всех сторон раздавались гневные голоса мужчин и женщин, проклинающих Линкольна, выпустившего прокламацию об освобождении рабов. Быстро распространялось известие, что в захваченном янки Норфолке будет устроен праздник в честь негров. Слышались голоса, что ответ президента Дэвиса не замедлит: повесить каждого захваченного офицера-янки так же высоко, как Джона Брауна, и объявить, что в следующем сражении пленных брать не будут. Люди спорили, примут ли Англия и Франция сторону Юга, обсуждался слух, что Север готов подписать мирный договор. Некоторые опровергали эту новость, заявляя, что армии северян все еще в Виргинии рядом с Саффолком, откуда они собирались идти к Питерсбергу, но повернули, не поверив шпиону, утверждавшему, что город можно легко взять. Одни говорили о грандиозной победе, одержанной генералом Брэггом в Теннесси, другие заявляли, что это, как всегда, ни к чему не приведет.

Элизабет гадала, где же сейчас Колтер.

Она совсем замерзла, пока добралась до гостиницы, – давал о себе знать колючий зимний холод. В холле было тепло и людно. Ей пришлось подождать своей очереди, прежде чем она смогла обратиться к совершенно измученному портье.

– Не могли бы вы мне сказать, миссис Хьюго Морган в своей комнате? – Она плотнее прижала к себе сумочку, глядя, как он осматривает аккуратно пронумерованные колонки ящичков.