Ксения Мирошник - Сквозь века

— Береги кольцо! — повторил он и буквально вытолкнул меня наружу.

Я оказалась на заднем дворе, но почему-то уйти сразу не смогла, прильнула к окну, наблюдая за тем, что происходило в доме. Выломав дверь, в комнату ворвались четверо мужчин и сразу же устремились к его хозяину. Я зажимала рот рукой и скулила в ладонь, наблюдая за тем, как они забивают его до смерти, поочередно расспрашивая о чем-то. Но вот один из них отбросил бездыханное тело и заметил меня. Взвизгнув, я бросилась прочь, а потом Чепстон-хаус снова впустил меня в свой бальный зал.

— Артур! — пробормотала я. — Где Артур?

— Я здесь, — подоспел инспектор.

Аддерли быстро подхватил меня под руку и поспешил вывести из зала, стараясь не привлекать лишнего внимания, хотя казалось, что моя истерика должна была буквально приковать ко мне любопытные взгляды.

— Артур! — рыдала я, цепляясь за отвороты его смокинга и преодолевая немыслимую боль. — Боже мой, Артур!

— Что случилось, Ада? Что произошло?

— Я знаю… знаю, кто я! То есть кем была!

Мужчина замер, а потом развернулся ко мне всем телом, продолжая поддерживать за плечи.

— Я была невестой Томаса Марлоу и, кажется, погубила его!

Поезд на Аддлтон издал последний сигнал и мягко качнулся, давая понять, что вот-вот тронется с места. Я сидела на довольно жестком диване нашего с Артуром двухместного купе и смотрела, как служащие станции суетятся, помогая запоздавшим пассажирам. Сумерки уже спустились на город, зажглись уличные фонари, по земле стелился легкий туман. В голове моей было пусто. Я просто смотрела в окно, не желая ни о чем больше думать. Прошедшие сутки измотали меня окончательно.

Мистер Хардман заверил, что никто из гостей ничего не заметил, что само по себе было странно. Хозяин Чепстон-хауса обеспокоенно расспрашивал о причинах моего состояния и предлагал вызвать врача, но я наотрез отказалась, ссылаясь на уже привычную мигрень и желание поскорее оказаться дома и отдохнуть. Прежде чем покинуть уютное поместье, я убедительно попросила мистера Хардмана подождать с возращением кулона. Не в силах объяснить ему причин второпях и вот так спонтанно, я заверила его, что, как только вернусь из короткой поездки, обязательно встречусь с ним и все расскажу за чашкой чая с пирожными. Даже если заботливый хозяин и удивился, то не подал и виду, сказав, что ждал довольно долго и может подождать еще несколько дней.

В экипаже я почти лежала на руках Артура, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, а головная боль с хрустом разламывает череп на тысячи мелких частей. У меня не было сил даже стонать от муки. Видимо, таким болезненным образом мои воспоминания прокладывали себе дорогу в сознание.

Инспектор привез меня сразу в пансион, где неугомонная миссис Баррингтон сновала туда-сюда и охала, пока миссис Крофтон пыталась облегчить мои страдания. Мы просидели почти до утра. Я не хотела разговаривать, даже когда боль ушла. Артур тихонько рассказал моей благодетельнице все, что произошло. Если дело касалось меня, миссис Баррингтон становилась ужасно чувствительной, поэтому, услышав новости, несчастная женщина схватилась за сердце и без конца утирала набегающие слезы. Она окончательно уверилась в том, что связь между мной и кулоном действительно имелась, поэтому поездка в столицу была не такой уж плохой идеей. Однако, по ее словам, нам следовало обратиться напрямую к его величеству, поскольку с Огюстом говорить опасно. Артур поддержал эту идею и даже отправил срочное послание в столицу через посыльных и телеграф, прося аудиенции у короля Эдреда.

Также в ту ночь мы приняли еще одно сложное решение. Сапфир ни за что нельзя отдавать Лютеру, а значит, нужно отправить девочек по домам. Противостоять сильнейшему магу современности, оставляя детей в Хэксмен-хаус, было бы идиотизмом. У нас была всего неделя, чтобы найти способ либо уничтожить кулон, либо противостоять темному магу.

Сборы не продлились долго, вещей я брала не очень много. До столицы два дня пути, там мы задерживаться не собирались, поэтому не видели смысла запасаться вещами. Перед отъездом я навестила Эдолин и была рада видеть ее повеселевшей. Я хорошо знала, что это временное улучшение, так бывает. Болезнь будто замирает на время и дает возможность немного передохнуть, однако конец неизбежен. Зачем нужна магия, если она неспособна спасти юную, только начинающую жить девушку? При воспоминании о ней сердце снова сдавило.

Поезд дал сигнал к отбытию, и вскоре фонари замелькали быстрее. Я наблюдала за сменой пейзажа, совершенно не двигаясь. Ощущение было такое, что, если хоть пальцем шевельну, боль вернется с новой силой и уже больше не выпустит меня из своего плена.

Артур вернулся в купе, а я даже не заметила, что он выходил. Мужчина принес с собой чай, булочки, масло и немного сыра. Весь сегодняшний день меня почему-то постоянно уговаривали что-нибудь съесть. Миссис Додсон грозно подпирала бока и хмурила брови, Фредди уговаривала, а Мэдди смотрела с мольбой в глазах. Но я так и не смогла.

— Я прошу тебя, — тихо сказал Артур, ставя угощение на столик передо мной. — Тебе нужны силы.

Я перевела на него благодарный взгляд, как делала со всеми, кто принимал участие в уговорах, но на еду даже не посмотрела.

Артур снял пиджак, повесил его на спинку стула, нервным жестом ослабил галстук, немного подумал и снял его совсем, после чего распахнул ворот так, будто ему было мало воздуха. Я видела, что он переживает, не находит себе места и не знает, как вывести меня из этого состояния, но я и сама не знала, как выйти из странного оцепенения. Будто оказалась в замкнутом круге какой-то мысли… Аддерли чуть подвинул поднос и присел на стул.

— Послушай меня, — сказал он, аккуратно накрывая мои руки своими горячими ладонями, — я понимаю, как должно быть тяжело тебе приходится в последнее время. Вся эта вереница ужасающих событий: темная магия, следы драконьего пламени, убийства, ты столько раз подвергалась физическому насилию, давлению, запугиваниям!

Артур не выдержал и поднялся на ноги, начав тревожно расхаживать по моей половине купе.

— Все это в сочетании с тайнами прошлого и сильнейшими головными болями! Я просто не представляю, как ты еще держишься и можешь думать о ком-то, кроме себя…

— А если я чудовище? — хрипло выговорила, поднимая на него глаза, снова наполнившиеся слезами. — Если то, что я узнаю о себе, заставит меня устыдиться или содрогнуться от ужаса? Что, если я не была хорошим человеком?

Не скрывая ужаса, я выпустила страх, мучивший меня последние сутки. В этот миг внутри словно плотину прорвало — в отчаянии я уронила лицо на ладони и разрыдалась, продолжая озвучивать гнетущие меня мысли: