Альма Либрем - Заклятые враги [СИ]

Он мягко улыбнулся, так нежно, что казалось, увидел тень.

— Моя милая… Как ты на неё похожа…

Он видел дарнийские карие глаза. Те же черты лица — как нежно она ему улыбалась! Как прекрасна была в этом своём отчаянном желании сделать лучше, исправить мелкие ошибки, подтолкнуть его к истинному пути, к смелости и мощи…

Он, разумеется, недостоин её — считал, что может воспользоваться и убежать. А теперь эта девчонка, вылитая она — но разве она из Дарны родом? Разве имеет отношение к той сияющей, пылающей красотой, такой же, как и у таинственной ведьмачки, девушке?

Разве они — одно целое?

Он блаженно улыбнулся, когда глаза его закрывались.

— Как ты на неё похожа…

Она могла бы быть его внучкой. Если б тогда она родила… Если б только тогда у них было дитя — тогда перед ним могла сидеть его кровинушка, прекрасная юная ведьма родом из Дарны. Но разве бывают в мире чудеса?

Галатье радовался собственной жертве. Тому, что его отпускали на тот свет, наконец-то перестав так крепко сжимать руки и отчаянно тянуть на себя, пытаясь вернуть из кровавой бездны.

— Да прибудут с вами боги, — прошептал он, закрывая глаза, и кровавая, адская тьма наконец-то пропала.

Он шёл туда, где будет счастлив.

Туда, где его нет.

Тэравальд пришёл к нему слишком поздно. Да и что мог сделать Первый, кроме как теперь касаться ствола дерева ладонью?

— Я пойду воевать, — полуэльф отвёл взгляд. — Если б я был не так труслив, если б не так сильно её разочаровал, она бы доверила мне то, что она чувствует.

Первый нахмурился. Прекрасная берёза с серебристыми листьями — всё, что осталось от змеи, что хотя бы пыталась хранить ему верность. От одной мысли об этом, о том, что она фактически пожертвовала собой, становилось дурно. Но кто знает, что было бы, если б только Нэмиара не попыталась привести к ним Бонье?

— Сейчас, — Дарнаэл заставил себя подавить тонкую, торжествующую улыбку, — ты пойдёшь не на поле боя.

— Почему?

— Время быть смелым. Убедительным, — он покачал головой. — Найди принца. Скажи ему, что всё пропало. Скажи ему, что армия погибнет. Раскрой ему глаза — они не способны сражаться. Дарнаэл Второй не протянет и пары часов — магия и навала чужого войска слишком сильна.

Тэравальд содрогнулся. Ему казалось, что божество предложит выход — а он даже не отправился воевать. Он не позволил Эрри ступить и шагу на поле боя — она стояла чуть дальше, так и не касаясь этой берёзы, словно не хотела нарушить покой Нэмиары.

— Ступай, — Дарнаэл выпрямился. — Только скорее. Скажи ему об этом.

Тэравальд кивнул — он не мог противиться. Это было безумием — отказать тем, ради кого он предал всё, что осталось там, позади.

Стоило ему только скрыться во дворце, Эрри выступила из тени здания и подняла голову, глядя на небо, покрытое тучами. Солнце ещё вчера так мягко освещало горизонт, а теперь клубы серости, боли и жути собирались над их головами, и только сияние молний разрезало воздух.

Как символично.

Источник вступает в игру.

— Мы должны быть там, — покачала головой она. — Взяться за мечи, воспользоваться чарами — даже тем, до чего пока что не можем дотянуться. И сделать всё, чтобы армия Эрроки и Элвьенты победила.

— Это не наша война, — возразил Дарнаэл, — а их.

— Всего лишь дети…

Он зажмурился. Вот-вот пойдёт дождь — и ему хотелось, чтобы холодные капли упали на лицо, остудили мысли и позволили ему стать на мгновение свободнее.

— Ты не понимаешь, Эрри. Не мысли, как мать. Если ему дано такой дар, если в нём пылает такая магия, — он повернулся к богине, — разве у нас есть право им мешать?

— Мне казалось, ты любишь своих детей, — она на мгновение замолчала. — Внуков, правнуков. Это ведь твой род…

— Это и твой род тоже, Эрри, — возразил он. — И, признайся, ты всегда её ненавидела?

— Её?

Дарнаэл промолчал, но они оба знали, что призрак жены — не бога, но короля, — всегда будет стоять между ними. До той поры, пока от Тьерронов в этом мире не останется и пылинки, каждый день его богиня будет вспоминать о той прекрасной девушке — мягче, легче, нежнее.

И до скончания своих дней она будет знать, что, вопреки его безумной любви, проиграла бы ей в равной борьбе.

Король Галатье закрыл глаза — и отошёл в мир иной. Дух смерти всё ещё витал в комнате — казалось, он отражался в глазах Моники, отчего-то сегодня невообразимо грустной и уставшей. Она словно отчаянно пыталась вернуться в те остатки прошлого, когда ещё не было войн — но не могла.

— Всё это неправильно, — повернувшись к нему, промолвила девушка. — Ты знаешь, что Антонио увёл меня от Эрлы? Что она собиралась на войну? Я уверена, что она уже на поле боя, сколько бы твоя мать не пыталась запретить ей отправляться туда?

Рэй не ответил. Он подошёл к окну, положил руки на подоконник, словно пытаясь вдохнуть вместе с похолодевшим осенним воздухом какую-то уверенность. Ничего не оставалось, кроме как смотреть — на то, как гибнут родные.

— Ты так и останешься здесь? — спросила девушка.

— Рядом с мертвецом?

— Во дворце.

Рэй закрыл глаза.

— Я ведь ничего не могу.

— Ты думаешь, что ничего не можешь, — возразила Лэгаррэ. — Если, разумеется, у тебя ещё есть чем думать…

Обычно одного удара хватало. Они отступали, сжимались, пытались зажать свои раны. Но у его противника было уже как минимум две, и обе не совместимые с жизнью, особенно в сочетании с такой активностью, но он наступал.

Дарнаэл ненавидел себя за то, что с каждым ударом своего противника вынужден был отступать на шаг или на два. Ему казалось отвратительным даже то, что войско прижималось к стенам не родного, а тоже вражеского города. Пусть там, на стенах, были маги, пытающиеся их защитить, воины Элвьенты не могли позволить себе расслабиться под их прикрытием. Потому что если ты сражаешься против кого-то столько лет, ни за что не станешь с ним плечом к плечу.

Шпага резанула по чужому горлу, и голова торрессца запрокинулась назад, открывая кровавую, жуткую рану. Он повалился на спину и затих — маг, управлявший войском, мог заставлять их драться до последней капли жизни, но влить больше сил не мог. Или, может быть, просто пока что не хотел.

Но это был только один воин. В обыкновенной битве он положил бы таким количеством ударов троих или четверых — а что уж говорить о его воинах?

Где-то на первой линии пошатнулось знамя. Алые флаги Элвьенты пылали на фоне кровавых небес, светлая синева Эрроки будто бы излучала свет — но разве у них был шанс?

— Ваше Величество, сзади!

Он даже не знал, откуда донёсся этот голос, только обернулся — автоматически, так быстро, как только мог. Откуда здесь торрессцы? Как смогли прорвать строй?