Надежда Волгина - Золушка Xy [СИ]

Горные вершины спрятались в облаках. С озера наползал вечерний туман, подбираясь к истертым временем ступеням замка. Природа готовилась ко сну, а внутри царило напряжение. Казалось, душный воздух каменного зала замер перед бурей.

Тонкая стрелка часов отмеряла секунды, превращая их в минуты ожидания. Она торопила Мавруса принять решение — такое сложное, что требовалось время. Вождь находился в глубокой задумчивости. Он сидел на золотом троне, устремив взгляд вдаль. Смуглое лицо поражало суровостью. Орлиный нос придавал ему хищное выражение. Губы были плотно сжаты и вытянуты в горизонтальную линию. Довершал картину суровости квадратный подбородок, выдающийся вперед, что говорило о невероятном упрямстве и нетерпимости его обладателя.

Маврус вышел из оцепенения, с шумом выдохнул и провел унизанной перстнями рукой по иссиня-черным с небольшой проседью волосам, забранным в хвост. На мощной шее, из глубокого выреза короткой куртки, выглядывала золотая цепь толщиной в палец, украшенная множеством драгоценных камней. Широкие плечи вождя полностью закрывали массивную спинку трона. На оголенных руках бугрились мышцы, когда он с силой сжимал кулаки.

Слуги притихли от ощутимого страха, что буквально вибрировал в зале. Давно уже они не видели господина в таком настроении. Последний раз, когда он так надолго задумался, стоил здоровья нескольким из них. Вождь был скор на расправу, и мог обрушить гнев на первого подвернувшегося под руку, вина которого была очевидна только ему.

Но сегодня все обстояло иначе…

Едва заметным движением руки вождь подозвал к себе слугу. В близко-посаженных темно-карих глазах появилась пронзительность, когда Маврус перевел взгляд на дверь.

— Приведи ко мне жреца, — отрывисто приказал он. Лоб прорезали две глубокие морщины.

Не мешкая, слуга помчался выполнять распоряжение. Через несколько минут массивные двери огромного каменного зала распахнулись и вошел высокий стройный мужчина. Он молча замер в нескольких шагах от трона. Его красивое лицо с правильными чертами было изрисовано многочисленными узорами, похожими на священные письмена. Точки и линии синего и красного цветов сплетались в экзотический орнамент. Голова мужчины была выбрита по окружности, кроме одного локона на затылке, заплетенного в тугую косу. Пончо из домотканой грубой материи и брюки, заправленные в сапоги-мокасины, подчеркивали сильную и стройную фигуру индейца. Он выглядел не старше тридцати. Во взгляде его, устремленном на вождя, не было страха, лишь глубокое почтение.

— Приветствую тебя, мой господин, — жрец поклонился вождю. — Чем могу быть тебе полезен?

— Пришло время действовать, Алвас, — произнес вождь глубоким низким голосом, — минуло уже двадцать пять лет. Ему пора появиться. Мой срок заканчивается. Я стал слаб духом, рассудок мой тускнеет, пора на покой. Мое место должен занять наследник. Твоя мать — достойная жрица Шири следила за его жизнью. После ее смерти это делаешь ты. Пошли гонца, пусть привезет его сюда! — вождь пронзительно смотрел на молодого индейца, но тот мужественно выдерживал тяжелый взгляд.

— Я сделаю все, что в моих силах, только, эта задача не из легких. Он может не захотеть покинуть привычную среду. Он не из нашего мира, — жрец замолчал лишь на мгновение, а потом продолжил: — Позволь, господин, спросить тебя?

— Спрашивай, — милостиво разрешил вождь.

Алвас единственный мог задавать вопросы вождю, не рискуя лишиться головы. Жрец племени имел определенную власть, считался олицетворением воды, грозы, грома и молнии. Люди считали его кладезем мудрости. Он единственный в племени мог проводить ритуалы жертвоприношения священным богам.

— Говори смело, что у тебя на уме.

— Благодарю, господин! — Алвас вновь поклонился. — И вот что я хотел спросить — почему ты не сделаешь приемником Квилиса или Мравия?

При этих словах Маврус поморщился, как будто съел что-то кислое.

— Ты же знаешь, что мой старший сын Квилис — недостаточно умен. К тому же он слаб духом, труслив, одним словом. А младший — Мравий — чересчур амбициозен, что мешает ему трезво рассуждать. Он только и мечтает, что занять мой трон. Что тогда станет с нашим племенем? Так что тот — единственная наша надежда.

— Но он — чужеземец, — напомнил Алвас. — Говорит на другом языке. Ему придется многое изучить и узнать.

— Ничего страшного. Он всему научится, — улыбнулся вождь. — Мы с тобой обучим его.

— Воля твоя, — кивнул жрец. — Сколько времени ты мне даешь на выполнение задания?

— Сейчас июнь, — немного помедлил с ответом вождь. — Управишься к ноябрю?

— Приложу все силы. Обращусь к Ниньо за помощью.

— Делай, как считаешь нужным, — устало махнул рукой Маврус. — Ступай, мне нужно еще раз все хорошенько обдумать.

Индеец низко поклонился и покинул зал. Выйдя на улицу, он вдохнул прохладный воздух ночи и позволил себе немного расслабиться. На его лицо набежала тень сомнения. Трудную задачу поставил перед ним вождь, практически невыполнимую. Жрец знал, что может не получиться выполнить приказ, тогда, скорее всего, его ожидает смерть. Глава племени не прощает ошибок. Все должны беспрекословно повиноваться и четко исполнять приказы.

Алваса не пугала возможная смерть. Он относился к ней философски. Смерть, — считал он, — то, что закономерно следует за жизнью. Она, по сути, является ее продолжением, только в другом обличии. Его пугал позор, который падет на его голову, если не справится с заданием. Позор и честь несовместимы. Юношей в их племени с детства учили поступать по законам чести. Они впитывали их с молоком матери, все лучше усваивая с каждым годом жизни. Дожив до тридцати лет, Алвас почитал честь превыше всего.

Он неторопливо подошел к озеру, сел в лодку, завел мотор и отправился домой. Дорога не заняла и пяти минут. Жрец жил на искусственном острове, сплетенном из тростника, который обильно разросся по берегам озера. Его просторное жилище тоже было сделано из этого растения. Только тростниковую лодку он давно заменил на моторную, из-за недолговечности службы первой и, отдавая дань цивилизации, которая добралась и сюда.

Алвас не был дома уже несколько дней. Маврус велел ему ждать во дворце, чтобы явиться по первому требованию. Там его окружала роскошь, которой не было на его маленьком острове, но привычная атмосфера гораздо больше нравилась молодому индейцу. Здесь он родился и вырос. В этом доме умерла его мать десять лет назад. Только на острове он мог быть самим собой, не подчиняясь ничьим приказам.

Жизнь на воде когда-то была вынужденной мерой. Далекие предки племени Алваса, обитавшие на берегах этого озера, оказались зажатыми между двумя враждующими племенами. Чтобы избежать участия в сражении, они сели в лодки и уплыли подальше от опасных берегов. Устроили себе временные жилища на воде. Но война затянулась надолго, и племя вынуждено было расширить и укрепить свои жилища. Им так понравилась такая жизнь, что, когда появилась возможность вернуться обратно на сушу, лишь немногие воспользовались ею. Остальные остались жить на маленьких островах, веками оттачивая технологию подобного строительства.