Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

— Давай!

Ему захотелось стиснуть её до боли, зацеловать, сорвать одежду и насытиться, наконец, этим телом, но Матвей взял себя в руки. Нечеловеческим усилием воли. И сказал чуть дрогнувшим голосом:

— Тебе с сыром или с грибами?

— Пришлась ли тебе по нраву нынешняя вечеря?

Мария подняла голову от вышивания и взглянула на мать. Та читала при отблеске многих свечей дорогую книгу из Бизантии, расписанную монахами. Лицо княгини Белокаменной казалось безмятежным, но Мария знала, что это всего лишь маскарад. Матушка озабочена. Крохотная складочка меж бровей выдаёт её. И не о вечере хочет говорить. О невесте. Что же ответить?

Мария знала, что зависима от матери и от брата. Вот уже два года ходят разговоры о сватах из Нововолоховских земель, да только сватов тех никто так и не видал. Временами Марии хотелось убежать из хором хотя бы с сотником Михайлой, обвенчаться с ним в маленьком монастыре на границе княжества и жить где-нибудь в лесу, далеко от матери, от бояр и от дел важных… Но молитва и епитимьи пока спасали от беды. А ещё живой ум, который надо было прятать да притворяться тихой и милой девицей.

— Дивные кушанья пробовали мы сего дня, — осторожно ответила Мария, накладывая стежок за стежком львиную гриву.

— Дивные-то дивные… Уразумела ведь, о чём я толкую, лисица!

Со вздохом Мария склонила голову над полотном:

— Уразумела. Чудная она, эта Евдокия. Али мне по нраву.

Княгиня отложила книгу, встала, запахнув опашень, прошлась по светлице, обняв руками плечи. Задумчиво сказала:

— Вельми чудна. Баяли мне, что глупа и капризна, да нешто не верится теперь…

— Скрытна, — качнула головой Мария. — И сильна.

— Светлана тоже сильна, — возразила княгиня, глядя, как метель поднимает вихри снежинок за окном. — Нешто зябко мне…

— Позвать Федору, пущай подкинет дров в печку?

— Не нать. Светлана мне по нраву. А тебе, значит, Евдокия…

Мария усмехнулась одними губами. Эх, матушка, матушка! Разве ж им решать, кто достоин править княжеством поред Сергия? Сам он решать должон. Хотя и не будет…

Дверь в светёлку скрипнула, и вошёл, пригнувшись, сам братец.

— Матушка, сестрица, о чём келейничаете?

Он чмокнул походя Марию в макушку и плюхнулся седалищем на лавку, крытую тяжёлой тканиной.

— О невестах твоих, Сергий, — ответила княгиня. — Да о вечере сего дня. Сладкое больно лепо вышло, нать стряпухе велеть готовить почаще. Что мыслишь?

— Мыслю, толковая хозяйка выйдет из этой девицы, — равнодушно ответил брат, и Мария удивлённо хлопнула глазами. Ох, темнишь ты, Сергиюшка! Ох, скрыть нешто хочешь!

— Она вино на тебя пролила, криворукая!

— Так ить волнительно, небось, было. Да и не станет прислуживать за столом боле. Негоже хозяйке.

Как ты уверен в себе, Сергий. Мария подняла на него взгляд, поймала улыбку в глазах и уразумела, наконец, что верно Евдокию выбрала для брата. По нраву ему эта дикарка из Борков.

Что ж, так тому и быть. Только матушка не скоро примет его сторону. Коли примет.

— Да и стати в ней нет особливой. То ли дело — Самарова. Вот где и краса, и коса, и на троне княжьем сядет как влитая! Невеста достойная, и в роду у ней как на подбор одни мальчишки да по паре девок токмо.

— Ну так и у Евдокии род не последний. Батюшка её вроде как с отцом в походы хаживал.

— А матушка родами померла. Уразуметь надобно — может и сама помереть, и ребёночка с собой забрать.

Брат встал — резкий, смурый, точно отец их покойный — и сказал глухо:

— А я верую, что пошла Евдокия в Боркову породу. Ни снег, ни зной её не возьмёт, что уж о женских хворобах баять! Крепка девица телом и духом, уж не Настька малахольная точно. Хочу Евдокию, и точка!

Княгиня обернулась, и лицо её показалось Марии серым и больным в свете свечей. Ох, не к добру это. Надо матушке дать покой, надо поберечь её маленько. Уже хотела подняться, дабы усадить княгиню в кресло, но та отмахнулась рукой:

— Сиди, Машка, не встревай. А ты, Сергий, вбей себе в башку — твои хотения мне мало любопытны. Хоть ты мне и сын любый, единственный теперь, али перво-наперво мыслить нать о продолжении рода да о городе нашем белокаменном. Да о землях. Тебе наследника нать, а мне преемницу, что его вырастит да тебя окоротит в неумерных рвениях! И доста бегать на реку мечом махать по утрам! Князем вскорости станешь, а всё по-монашьи мыслишь!

Она покачнулась, будто силы покинули её, но брат успел подхватить под руки и усадить в кресло:

— Матушка, что с тобой? Мария, зови Федору, пущай принесёт чего горячего!

Вскорости в светлице засуетились, забегали чернавки, и Мария, пользуясь этим, шепнула брату:

— Ступай, Сергиюшка, с утречка к матушке явись! Завтра твоя ненаглядная за вышивку сядет, уж я ей подскажу нужные ниточки и узоры. А на речку к ней не ходи боле! Узнает кто — позора не оберёшься!

— Откуда ты…

Сергий схватил её за руку, стиснул до боли, а Мария улыбнулась, сквозь зубы ответив:

— Бога благодари, глупый, что моя Глаша за тобой приглядывает, а не матушкины дружинницы! Ступай же.

Сплюнув с досады, брат ушёл, стуча коваными каблуками сапог по доскам сеней. Мария потёрла покрасневшее запястье и стёрла улыбку с губ. Старшой братик, а ни бельмеса в жизни не понял. С самого рождения, с первого крика они не распоряжаются собою. Всем заправляют отец, мать и бояре.

Мои сокамерницы и подруги по несчастью, читай, невесты, уже отошли ко сну, утомлённые трудовыми буднями в вышивальне, когда я решила сделать вылазку на кухню и нажраться, как свинья. Опционально — набухаться. Ибо сил терпеть неведенье уже не было. Получилось только со второго раза. В первый в сенях и комнатах началась непонятная беготня, чернавки шныряли туда-сюда, и я предпочла переждать в горнице. Из их всполошённых ахов я поняла, что кому-то нездоровится. Небось, анемичная Мария заболела.

В любом случае, в стряпошную я всё равно спустилась. Когда мне хочется есть, меня не остановит даже танк, что уж говорить о служанках и самой княгине. Тёплая печь грела ещё немного, на лавках сопели Фаська с Марфушей, укрывшись тулупами, а на столе стояли остатки сегодняшнего угощения.

— От поганцы, — приговаривала я, набирая на тарелку ручной работы две шаурмы, три ложки винегрета, солёных грибочков, пару огурчиков. — Не доели! Ну и ладно…

Кувшин с вином тоже пригодится.

— Ничего… Вот стану княгиней — будут у меня шаурму жрать на завтрак, обед и ужин!

И мороженого тоже взять. Ретрограды. Чем им мороженко не угодило?

Всё съем. А они — сами себе злобные буратины.

Нагруженная едой, я с трудом поднялась на второй этаж, очень сильно постаралась не скрипнуть дверью и сгрузила всё на свою постель. Вместо ночника у нас был очень красивый камень, который заряжался целый день, а потом до утра отдавал слабенький зеленоватый свет. Не ярко, конечно, но мимо рта шаурму не пронесу.