Марина Дечко - Ворожея

А ведь и в ней, судьбе старой, сила в тебе дремала нечеловечья, а тут и вовсе...

То ж не просто Свят до тебя ходил, отцовского слова ослушавшись... чуял полотно исконное, да все предназначенье свое пытался выполнить. Только что поделать? Вишь, руны не сидят на месте. Скачут, что живые, силой дивной напитанные. Поди удержи их старыми пальцами, озябшими за день работы...

Старуха зачерпнула горсть дощечек, что Ярослава поднесла ей в лозовой вязанке, и Яра увидала, как руны-знаки действительно дрожат. Подпрыгивают, словно не терпя исполнить предначертанное. Ликуют: дескать, вот и нам частичка жизни достанется. А она сладка...

И старуха вновь разразилась руганью:

- Вот и с тобою так было. Разбежались, озорники. Им-то что? Они боли роженицы не ведают, слепые до людей, что живут под облаками. Их взора не хватает, чтоб достать до мира смертных. А я вот видала, как твоя матка выла. От того и мне горько становилось. Пришлось тебе другое полотно отдать. Старое. Диковинное. Я ж его для себя пряла. А тут...

Ярослава глядела на старуху удивленными глазами и не могла поверить в услышанное. Уж коль и взаправду все, что деется перед нею, тогда женщина эта...

- Пряха, - согласилась та, - как есть Пряха. И нынче ты гостишь у меня во второй раз.

- Макошь? - Ярослава едва не села от удивления.

А старуха разругалась:

- Не люблю этого назвища. Люди так меня прозвали. А я - Пряха, потому как пряду ручники судьбоносные. Да заворачиваю в них души чистые перед тем, как матке в руки отдать. И ты меня так зови, Ярка. Я ведь и для тебя ручничок смастерила...

Знахарка кивнула. Она не разумела: то ли сон перед нею деется, то ли другое что...

- Не сон, - откликнулась Пряха, - и не морок. Ты здесь, потому как с силою мощной столкнулась. Душа, завернутая в обычный ручник, такого не сдюжит. Сомлеет, выдохнет, да и отойдет в Туманный Лес. Твоя ж другая. Хочешь взглянуть?

Яра кивнула. Она разуметь не разумела, что происходит с нею. Да только вдруг и впрямь та, что стоит перед нею - Пряха небесная? А тогда за непочтение сочтет, откажись Ярослава.

А Пряха лишь улыбнулась:

- Вы, люди, слишком осторожны. Боязливы даже, - она покачала головой, словно бы сокрушаясь о сказанном, - здесь нет тех, кто вас накажет. Ну, да ладно. Гляди вот на свою одежонку.

И сгорбленная старуха на миг показалась молодой ворожее иной, диковинной. Словно бы выпрямилась она, гордо расправляя плечи. Мощью от нее повеяло, теплотой. И силой - такой, что Ярослава едва удержалась на ногах.

А уж когда тонкая ладонь метнулась в сторону знахарки, и вовсе случилось чудо. Порыв ветра - студеный, свежий - налетел на девку. Закружил, завеял. Запел тысячей голосов, что сплетались в одно:

- Гляди, гляди, гляди...

И Ярослава огляделась. То платье, в котором она была в каюте, куда-то исчезло. А на его месте оказалось цветастое полотно. Переливчатое. Разноколерное.

Ворожея впервые видала такие краски.

Они, словно бы живые, играли в тусклом свете единственной лучины небывалыми отблесками, и девка зачарованно загляделась.

- Руны, взгляни на них.

Знахарка пригляделась. То, что она поначалу приняла за темные краски, нынче виделось ей скоплением рун-дощечек. И каждая из них - особенная. Тоже живая, непоседливая. Дрожащая, скачущая то ли от ветра, то ли от силы, ее наделившей.

Бережа укрывала утробу, в которой - Ярослава видела это нынче отчетливо, - билось крошечное сердце сына. И, знать, Дар прав был...

А ее собственное, яркими алыми толчками наполняющее грудь, несло над собою руну Алатырь. Искристую. Живую словно бы.

Коловрат об осьми лучах сиял на каждой ладони - и от лучей этих под кожу знахарки текла мощь дивная, покалывая пальцы да отдавая в кровь тепло.

- Видишь теперь, откуда сила твоя пошла? - Улыбнулась Пряха. - Не от Улады и не от Крайи. Это все я тебе отдала. Гляди еще... кружись!

И Ярослава послушалась. Она закружилась вокруг своей оси, продолжая наблюдать за подолом дивного полотна, и узрела, как руны, что были на ней, складываются в громовое колесо.

- Это ж... - ворожея задыхалась, стараясь разглядеть больше. Она на миг остановилась, переводя дыхание, и увидала по подолу другие, запретные знаки. Одну дощечку Ярослава узнала - ее показала ей Крайя, когда Яра была еще малечей. Сказала, будто бы мощь в ней - безмерная, да только и пользовать-то ее можно лишь в особых случаях...

- Почему в особых? - Откликнулась Пряха. - Она не причинит тебе вреда. Силой только поделится, но потом запросит ее назад. Руна-воительница, Звезда Сварога.

- У Сварога другая Звезда, - заспорила Ярослава, - о четырех лучах. В этой же...

- В этой - больше. Потому как древняя она. Запретная средь жителей Лесов. Боятся ее люди. Отчего? Потому как с даром ее справиться не каждый может. Другого - того, кто слабее - и выпьет, задуманное исполнив. И стали люди со смертью ее связывать. А в ней - жизнь. И сила. Ведь знаешь?

- Знаю, - согласилась Яра. - Я пользовала ее...

- С беленицами. Помню. Видала все. Да только не померла ты в тот раз, Ярослава. А подмогу руной дивной из земли лесной вытянула, хоть потом и отдавать пришлось. И если бы не тот, что с тобой рядом, щедро разделил свою жизнь пополам, и ты бы своей лишилась. Потому как зло, с которым столкнуться пришлось, слишком мощное, древнее. А за помощью нареченного и не ощутила ты, как сил лишилась.

- Здесь еще, - Ярослава указала на другие дощечки. - Знаки. Старые. Неведомые. Мне Крайя о таких не говаривала...

- Потому как не знает и она, - откликнулась Пряха. - Их мало кто ведал. Пожалуй, люди забыли о них. Вспоминай, Ворожея. Вспоминай!

И Пряха резко толкнула Ярославу, отчего та, закрыв глаза, полетела вниз.

И, уже летя на ходу сквозь облака грозовые и шум брызг морских, она расслышала шепот знакомый. Пряхин:

- Да отыщи того, кто в твое старое полотно завернут был. В нем связь с тобой. Жизнь и погибель. И воля его, как и твоя собственная, принадлежит только ему самому...

***

Элбарс не спал которую ночь. Он чуял, что все тело ноет, а разум просит покоя. Да только покой этот все не наступал никак.

Его светлицу украсили шкурами, из самой Степи привезенными, да подушками из дорогой парчи. Бархатом пол устлали. И лампадки с благовониями жгли ежечасно. Девки молодые, что остались в замке, держали крепкий кумыс в холоде, отчего тот подавался хозяину свежим, душистым. А ведь все не то...

Потому как кругом него пахло сладко. Так сладко, что в думах жили только мысли о ней - его огненноволосой красавице. Ни Степь больше не манила Элбарса-Тигра, ни невеста названная, - ничего. Только та, которую он видел лицом к лицу лишь однажды. А вот ночью, в грезах, снам подобным, - ежечасно.

И дева говорила с ним, будто бы была рядом. Советовала:

- Нужно укрепить город. Ощерить ворота-рвы пиками острыми, да оскалить стрелой степной. Зажечь огни в бойницах, что на аспидной смоле настояны. И ждать. Всякую минуту. Потому как Хан хитер и грозен. Он получит твое послание, и сам придет за тобой. Наступить час, когда степняки встанут плечом к плечу против того, кому еще недавно клялись в верности. Любой из них убьет тебя!..