Марина Дечко - Знахарка

- Все это мне неинтересно, Князь.

- Погоди! - От Унислава еще больше завоняло потом, и он липкой ладонью уцепился в руку воина. - Погоди, степняк, дослушай! Чтоб восстановить катергоны, мне нужно было золото. А его можно раздобыть одним лишь путем... Всех заключенных освободили, отправив Дорогой Алтынов к Морю.

- Дорога Алтынов?

- Так зовут ее моряки. Это путь, соединяющий Белоград с Морем. Широкий Тракт, огибающий Камнеград, на пути которого разбросаны Соляные Копи и Торфянники. Дорога рабов.

- Мой брат стал рабом?

Ашан едва сдерживался. Боги! Одному ему было известно, каких трудов стоило заглушить ядовитый голос внутри себя.

- Да.

- Где?

- Не знаю, - Унислав затрясся от страха. - Кто-то из них попал в Копи, кто-то - на Торфянники. Самых дюжих отправили на катергоны.

Ашан не верил своим ушам. Все эти зимы он думал, будто его брат умер. Все эти бесценные зимы он вспоминал его в заупокойных молитвах вместо того, чтобы прийти на помощь.

- Сколько твоих рабов выжило за это время? Отвечай!

- Сколько? Я не знаю, степняк. Я - Князь. Не мне считать рабов...

Унислав говорил самозабвенно, но тут же осекся. Понял, что лишь сильнее будит гнев воина.

- Значит, Камнеград. Ты не заслужил легкой смерти, Князь. Мне бы привязать тебя к четырем лошадиным крупам, да растащить старые кишки по улицам города...

Дрогнувший Князь понял: ему не спастись. Но смерть ведь можно облегчить.

- Собираешься на Камнеград? - Старик закряхтел, и Ашан понял: смеется. - Тогда я спокоен. Моя смерть искупится твоею. В Камнеграде тебя встретит другое зло. Ты боялся за набеги? За землю степняков? Опасайся другого, второй сын Хана. Бойся сокрытого в Лесных Землях зла.

И он снова закряхтел. Воин не совладал с гневом. Лезвие, не найдя препятствия, вошло в податливую шею, разрывая жизненные нити. Кровь забурлила в свежей ране, а Ашан остался пораженным.

Сокрытое зло?

Он многое слыхал, да только о Камнеграде боялись говорить. Его сила была велика, почти сравнима с белоградской, и мало кто желал тягаться с нею. Похоже, бродяги не врали. Тогда что ждет Ашана?

Старый лис даже перед смертью оставил ему загадку.

Ярость снова заклокотала в горле, принося на язык привычный солоноватый привкус. И Ашан не сдержался. Знал ведь, что проклятье высвобождать опасно. Но это помогло спасти жизни многим.

Только сам он...

Глаза привычно заносило красноватым маревом, а тело ломало. Резкая, оглушающая боль ворвалась в сознание, заменяя все остальное. А затем... пришло затишье. Та тишина, которая бывает в мыслях не у него, Ашана, а у того - проклятого .

И запах крови...

Кинжал, услужливо лежавший в руке, раз за разом входил в податливую плоть. Резал, рвал, вонзался...

А теплая жижа омывала руки воина, смывая с них содеянное.

И остановиться не было бы сил, если бы не...

- Командир...

Еще рывок, еще рана...

- Командир!

Чья-то сильная ладонь схватила воина за плечо, и пелена спала. Ашан с ужасом воззрился на то, что осталось от его гнева, когда услышал:

- Элбарс зовет тебя.

Ашан не взглянул на брата. Понимал, что тот опасается его гнева. А жажда крови еще не утихла...

Он глубоко вздохнул и вышел из зала.

Коридоры в замке длинны и узки, в заулках гуляет ветер и запах гари.

Ветер совсем распоясался в эту ночь...

Ашан миновал несколько проулков, пока не вышел к главной лестнице. Озаренная огнями войны, она была освещена так ярко, что воин не боялся споткнуться. Тридцать пять ступеней - каждая из белого камня. И почти на каждой остановилось сердце степного воина. За что? За дряхлого старика, не способного сдержать алчность?

Ашан сурово свел брови и вышел на свет.

Кричать уже перестали. Испуганные стайки осиротевших мальцов жались к стенам домов, уцелевших от огня. Они обнимали друг друга, пытаясь хотя бы так сохранить тепло тощих тел.

И командир с болью закрыл глаза.

Невинные, они всегда больше страдают в войне. А ведь когда-то и он жался к брату, сберегая жалкие крохи тепла...

Он подошел к Элбарсу, указав едва заметным движением головы в сторону детей:

- Я был таким же когда-то. Пригляди за ними.

Но брат словно не слышал его, с ужасом уставившись на кровавые брызги, украшавшие одежду воина. Осознание читалось в глазах Элбарса. Осознание и страх. А потом он попросил:

- Не буди больше эту силу, брат. От нее не спастись. Не знаю, что заставило тебя, только ты не ведаешь, что творишь... Народ Степи не зря боится проклятья ! Оно медленно пожирает душу, пока не оставит ничего живого. Ничего от личины человека, понимаешь?

- Не буду, - сухо пообещал Ашан. - В этот раз не мог по-другому.

Брат кивнул, уточняя:

- Сам-то куда?

- Я возьму с собой десяток воинов, Элбарс. Поведу их на границу Княжеств - туда, где начинается Камнеградское. Старый поганец рассказал о брате - будто жив он. Нужно проверить...

- Нельзя сразу на Камнеград. Дорога через лес лежит, а час нынче поздний. Да и братья устали. Похоронить бы своих...

- Этим займетесь вы.

Ашан не слушал, он знал: Элбарс все сделает правильно. Доверял ему, как себе, а потому упросил:

- Я должен кое-что разведать. Белый Князь со страхом говорил о Земле Лесов. Упомянул о зле, что ждет там степняков. Чуял, собака, верную смерть. Вот и брехал, - воин на мгновение застыл, прогоняя прочь отголоски памяти, - Я пойду первым. И коль мне суждено сложить голову в Лесах, так моя история погибнет вместе со мной. До этого путь в Княжество Тура закрыт. Ничего не бойся, брат. Жди меня здесь десять дней и десять ночей. Не приду - уноси дары лесные в Степь на радость темнооким женам. Женись. И почитай меня как усопшего. И лей слезы, брат, потому что грудь моя уж не дышит.

***

Крайя наведывалась к Маре часто. С каждым оборотом луны. И обязательно ночью.

Склонялась над землею, под которой покоилась девка, да, не прибрав снег, стояла. Долго, пока студеный мороз не гнал со старого капища. Иль пока лунная дорожка чертила тени от исполинских деревьев, что окружали тихое место.

А как солнце взойдет - уходила знахарка. Чтоб не прознали и не вспомнили о той, которой так спокойно тут.

И ведь у всех-то могилы обычные - земляными насыпями-бугорками, где украшенными камнем, где - так. И только у Мары - земля землею. Не потому, что не хотела для нее Крайя другого. Так спокойнее. И руны, что хоронят девку ейную от глаза темного, справятся с наговором вслепую.

Да, нынче только она, Крайя, помнила, где лежит ее Мара.

Приходила, говорила с нею, словно бы с живой, да о дитяти ее сказывала. А уж Яркой старая знахарка гордилась. Оттого и поведывала матке, чтоб и та знала. И вот нынче пришла...

Как пришла - не дошла даже, ворожбу почуявши...

Насторожилась, поведя носом. И остановилась, замерев.