Анна Бэнкс - Нептун

Я жду, когда он выплывет к поверхности, пытаясь придумать подходящее оправдание, почему он не должен заходить в дом. Нечего придумывать. Любая отговорка будет выглядеть недружелюбно, хотя на самом деле мне хотелось бы видеться с ним почаще. Он из тех людей, — ну, людей с плавником, — с которыми я больше всего хотела бы провести время. Но сейчас не самый подходящий для этого момент.

Вскоре мое отмазка, чтобы прогнать его прочь, представляется сама собой в виде Обнаженного Деда. Я закрываю глаза и невольно во мне бурлит раздражение.

— В самом деле? Неужели ты каждый раз, превращаясь в человека, забываешь надеть шорты? Ты не можешь пойти в дом вот так.

Дед вздыхает.

— Приношу свои извинения, юная Эмма. Но ты должна признать, что все эти человеческие обычаи порой просто невыносимы. Где бы я мог найти эту шорту?

То, что одежда кажется ему громадным бременем, напоминает мне, как разительно отличаются наши миры. И что я могла бы многому у него научиться.

Все еще прикрывая глаза, я тычу пальцем в воду, в прямо противоположном направлении от того, где Гален прячет свою пару. Затем, в сомнении, останавливаюсь.

— Попробуй поискать там, под каменной плитой. И они называются шорты, а не «шорта».

— Боюсь, тебе придется докучать своими человеческими словечками кому-нибудь другому, юная дева. Мне нет до них никакого дела.

Я слышу, как он исчезает под водой и всплывает несколько секунд спустя.

— Здесь нет шорт.

Я пожимаю плечами.

— Не можешь же ты выйти вот так.

Это оказалось проще, чем я думала.

Я практически чувствую, как он скрещивает руки, глядя на меня. Приехали.

— Ты думаешь, я приплыл чтобы выступить против вашего с Галеном путешествия.

Я удивленно открываю рот, и чрезмерно заикаясь, отвечаю ему что-то вроде «Ну. Хм. А разве не так?» — потому что до сих пор он только то и делал, что изображал из себя вахтера в студенческом общежитии, следя за мной и Галеном. Несколько месяцев назад он застал нас, когда мы целовались, и Гален из-за этого чуть не потерял сознание. С тех пор он до смерти боится разочаровать короля Посейдона и поэтому негативная реакция деда на эту поездку может весомо изменить правила игры.

Вот поэтому нельзя пускать его в дом.

Я слышу, как дедушка погружается в воду, и он подтверждает мою догадку словами:

— Сейчас можешь повернуться, — теперь только его плечи и грудь выступают над волнами, и он улыбается.

Я всегда представляла себе, что именно такую обожающую улыбку дедушка дарит своим внукам, когда они показывают ему свои самые жуткие творения, нарисованные восковыми мелками.

— Я, конечно же, не в восторге от того, что вы собираетесь в поездку вдаль от побережья. Да, мне хотелось бы провести побольше времени с тобой. Но я знаю по прошлому опыту, что принцессы Посейдона не склонны интересоваться моим мнением.

Это круто, когда тебя называют принцессой, хотя твоя мама сама принцесса королевства Посейдона. Тем не менее, я вскидываю бровь.

Дедушка отвечает на это откровенно и прямолинейно.

— Я здесь, чтобы поговорить с тобой, Эмма. Только с тобой.

Обмерев, я гадаю, есть ли у Сирен выражение, аналогичное «разговору о пестиках и тычинках». Вероятно, есть, и эта ужасающая аналогия наверняка имеет отношение к планктону или еще к чему-нибудь похлеще.

Издали мы слышим негодующие крики. Дед кивает головой в мою сторону.

— Почему ты не там, поддерживая своего принца?

Если я думала, что чувствовала себя виноватой раньше… Но тут я вспоминаю, что это отнюдь не дедушкино дело. Я действительно делаю одолжение Галену, задерживаясь здесь.

— Потому что если я пробуду там чуть дольше, то у меня вырастет борода ото всего тестостерона, что витает в воздухе. — Конечно, мой ответ выше его понимания; он со скучающим видом закатывает глаза. Сирены не знают — и знать не хотят — что такое тестостерон.

— Если ты не хочешь мне говорить, то ладно, — вздыхает он. — Я доверяю твоему мнению.

Позади меня раздается еще пара воплей. Похоже, мое мнение — полный отстой.

Я уже собираюсь оправдываться, когда он говорит:

— Это даже к лучшему, что они заняты. То, что я хочу рассказать тебе, предназначено только для твоих ушей, юная Эмма.

Над головой чайка сбрасывает свою бомбочку, которая плавно приземляется на дедушкино плечо. Он бормочет бранное рыбье слово и рассекает воду вокруг белой капли, посылая ее дальше в море.

— Почему бы тебе не зайти в воду, чтобы мы могли сократить расстояние между нами? Я не хочу, чтобы кто-то подслушивал. Здесь я снова стану Сиреной, чтобы ты чувствовала себя комфортнее.

Я захожу в воду, даже не заботясь подкатить свои пижамные штаны. Я прохожу мимо здоровенного краба, который, похоже, совсем не прочь как следует меня цапнуть. Присаживаясь, я опускаю голову в воду, и встречаюсь лицом к лицу с крабом.

— Если ты ущипнешь меня, — обращаюсь я к нему, — я отправлю тебя на берег прямиком к чайкам. — Дар Посейдона — способность говорить с рыбами, — имеет свои преимущества. Возможность повелевать морской живностью как раз одно из них.

Я замечаю, как мелкие крабы поблизости улепетывают, кто куда. Здоровяк тоже поспешно удирает, будто я испортила ему весь день.

Когда я выныриваю и догоняю дедушку, то уже не могу достать ногами дна. Направляясь к нему, я говорю:

— Итак? Мы одни.

Он улыбается мне, словно только из-за меня ему приходится дрейфовать на волнах, не используя свой мощный плавник.

— Перед тем, как ты отправишься в путешествие, юная Эмма, я должен поведать тебе о городе под названием Нептун.

Гален хватает апельсин из корзинки с фруктами. Если бы он только мог передать всю свою ярость этому апельсину! Скрыть свое возмущение за толстой кожурой, вместо того чтобы с лихвой выдавать его выражением лица.

Вести себя точно так же, как его старший брат Гром — напустить на себя безразличие, будто других чувств у него и нет.

Но я же не Гром — невозмутимый король Тритона . Гален сжимает фрукт с такой силой, что тот превращается в месиво из кожуры, семян и сока на кухонной тумбе. Приятно выпустить внутренности из чего-то. Внутри Галена бурлит целый миллион эмоций, который он был бы не прочь выплеснуть на столешницу вслед за апельсиновым соком. Но это не произвело бы на Грома никакого эффекта. У того иммунитет на чувства.

Гром закатывает глаза, когда Налия направляется к шкафчику и достает оттуда бумажные полотенца.

— Это было так необходимо? — ворчит Гром.

Налия быстро смахивает со стола остатки апельсина, а Гален посылает ей виноватый взгляд. Он бы и сам непременно все убрал, но только после того, как они с Громом пришли бы к соглашению об этой поездке. Однако Налия возвращает ему взгляд, полный жалости. Гален так устал от жалости со стороны всех и каждого. Только вот сожаление Налии не имеет никакого отношения к Рейчел. Она сочувствует Галену, считая, что он не выиграет этого спора и он не ровня Грому, чтобы с ним тягаться.