Альма Либрем - Ведьмина генетика [СИ]

Кто был бы против, да только кому Акрен об этом рассказал, за исключением самых близких?

"Корона переходит к сыну, — прошелестел ветер, — только если он готов ее принять!"

Мартен вздохнул. Да гори он, этот Рангорн, синим пламенем! Акрен Шантьи, может, хотел стать математиком или просто примерным семьянином, который улыбается только жене и детям, зато искренне, а не сверкает глазами на всех этих надоедливых королевских приемах, чтобы потом подсунуть нужную бумагу какому-нибудь безмозглому послу из Халлайи! А король Дарнаэл, говорят, мечтал быть уличным фокусником, радовать людей! Мартену бы в артефакторику, засесть во всех этих книгах, а по ночам обнимать любимую женщину, а не корпеть над ненавистными бумагами, разгребать все то, что натворил его папенька за годы своего правления…

Он поймал взгляд герцога ди Маркеля. Тот дернулся, чувствуя, как невидимая сеть все-таки сковывает его тело, попытался сопротивляться, вывернуться, выбраться на свободу, но магия Ирвина держала крепко… Пока Ирвин имел на это право.

Они находились на территории чужой страны. И, собственно говоря, власть Ирвина имела какой-то смысл ровно до того момента, пока Мартен оставался королем. Кому нужен Рангорн, если им будет править кучка глуповатых, меняющихся с завидной регулярностью министров? Этой стране, будь она проклята, нужна крепкая рука и тот, кто станет ее символом.

Тот, кто не позволит разлететься на куски системе, выстроенной еще самим Акреном.

Не мальчишка. Не такой несерьезный, опасный элемент, как Мартен. Стране нужен…

Ди Маркель попытался высвободиться из заклинания Ирвина, Сияющий потянул сеть на себя, но Мартен только отрицательно покачал головой.

— Не стоит, Сияющий, — оборвал его Мартен, вынуждая себя заговорить быстрее, чтобы не передумать. — Этого господина в Рангорне судить не будут.

Губы герцога растянулись в мерзкой, кривой улыбке, обозначавшей не то его торжество, не то все опасения, которые мужчина пока что боялся высказать, а Мартен все так же молча смотрел ему в глаза и, признаться, не знал до конца, что именно сказать, дабы поставить решающую точку.

Как бы поступил Акрен в этой ситуации?

Он не стал бы марать руки в крови врага. Он убил бы его словами.

— Все же, магические исправительные работы, положенные ворью из колдунов, слишком дешевая расплата, — ответил Мартен. — Верю, что он заслуживает большего.

Ди Маркель вздрогнул. Ирвин же замер, повернулся к Лилиан, кажется, пытаясь найти поддержку во взгляде жены. Та молчала, почувствовав привкус родовой магии, которой сама не владела. В ее взгляде было чуть больше надежды, чем в глазах Сияющего.

Смотреть на Беллу Мартен не решался. Он понятия не имел, примет ли она его решение. Время назад не вернуть — здесь слишком много людей, та же самая Анаис, пусть даже потерявшая сознание, но все равно остающаяся свидетельницей каждого произнесенного принцем слова.

Принцем!.. Этот статус ему теперь не светит. Хотя, можно представляться наследником престола… Пока он не откажется от короны.

Или не дождется коронации.

— Нет, — усмехнулся Мартен, — вас, ди Маркель, будут судить по законам Халлайи. Знаете, что делают в местных храмах с такими, как вы? Это же надо, столько преступлений… Где вы взяли этот артефакт, герцог? Впрочем, судя по всему, вы не дворянин, верно?

Ди Маркель закашлялся.

— Говори правду, — велел Мартен, чувствуя, как напряженно, тяжело бьется его собственное сердце, как пытается вырваться из клетки ребер, и каждый новый удар отражается болью в груди.

Он понятия не имел, как работала магия у других, но его собственная — текла в его крови, алая и быстрая, стремительная, способная сжечь безо всякого огня, крохотными капельками хрусталя застывала в невыплаканных слезах, составляла его кости, прочная, как осознанная, опирающаяся на доказательства вера. Мартен чувствовал себя сотканным с магии.

И впервые в жизни был уверен в том, что сможет ею воспользоваться так, как ему будет угодно.

Наступая на горло своим желаниям, он становился хозяином силы, прежде существовавшей в его теле в статусе гостьи, решающей, когда ей покоряться, а когда делать то, что взбредет в голову.

— Я был простым халлайнийским мальчишкой, — прошипел герцог ди Маркель, выплевывая слова, словно они были углями и жгли ему горло. — Мои родители не могли себе позволить многого. Мы жили на границе с Рангорном, и я видел соседнюю, рангорнскую, деревню чаще, чем Халлайю и ее города. Они были богаче. Сколько золота, сколько богатств зарыто в земле Халлайи, а проклятый Рангорн был счастливее. Потому что у Рангорна была магия!

Мартен усмехнулся.

— У Рангорна, кроме магии, были еще разумные законы, правильная система налогообложения и отсутствие слепой веры, — скривился он. — Но, разумеется, для тебя ключ был в магии! Где ты нашел артефакт?

— Там, где была наша деревня, когда-то проходило сражение. Когда Халлайя еще была империей. Говорили, что прямо на месте нашего дома король Шэйран руководил своим отрядом, и наша армия пала впервые, — ди Маркель осклабился. — У короля Шэйрана тоже была магия. Он выплеснул слишком много сил. Вот как получился этот проклятый артефакт. Это всего лишь кусок янтаря! У нас богатая местность! Я почти что вырыл его из земли. Такой красивый, словно над ним уже трудились ювелиры. От него разило магией на несколько метров! А я был голодным мальчишкой, с семьи которого только что содрали непомерный налог.

— И ты воспользовался артефактом, — утвердительно произнес Мартен.

— Конечно, воспользовался! — ди Маркель дернулся, надрывая сеть Ирвина, но остановился, поймав на себе взгляд Мартена. — Конечно, я колдовал! Я понял, что от меня скрывали настоящую силу, и артефакт подарил мне магию.

— Магию, деньги, герцогский статус, — кивнул Мартен. — Способность выпивать дар из других. У вельмож иногда рождаются одаренные дети, и им надо куда-то девать эту силу. Не так ли?

— Ты не можешь меня осуждать, — прошипел ди Маркель. — Ты не знаешь, как это — быть бедным. Как выбираться из ямы! Кто бы на моем месте не соблазнился?

Мартен вспомнил ни с того ни с сего смеющиеся глаза Акрена — и жуткие шрамы, которыми была исполосована вся его спина. Вольный говорил, это последствия его не слишком сладкого детства. Отец был горяч на руку, он пытался направить своего сына по правильному пути, а хлыст казался ему отличным оружием. Мартен знал, что такие шрамы — последствия серьезных воспалений, представлял себе, как Акрен еще мальчишкой валялся с температурой, получив от отца очередную взбучку, а тот гнал его в свинарник, потому что настоящие свинари не могут позволить себе передышку, они ж не голубая кровь какая-то.