Альма Либрем - Ведьмина генетика [СИ]

Подумать только, а ведь с этой, настоящей Беллой он практически не был знаком. Больше не осталось и следа от испуганной, растерянной девочки, ей на замену пришла уверенная, сильная женщина.

Он наконец-то понял: вот что объединяло его Беллу и далекую, многими уже забытую Карен Шантьи. То, что они обе выстраивали свою, желанную жизнь, не оглядываясь на какие-то условности, они шли к мечте, не думая об осуждении и о том, что в спину будут кричать им люди. И Мартену очень бы хотелось научиться и самому быть таким. Свободным от условностей, не ограниченным какими-то глупыми предрассудками, окружавшими его прежде.

…Ее платье было белоснежным, как и полагается платью невесты, и будто невесомым. Белла отказалась от королевской пышности и остановила свой выбор на легкой, тонкой белой ткани, без вышивки, без драгоценных камней, сверкающих в переплетении узоров. Оно было простого кроя, даже без пышной юбки, облегало тонкую девичью фигуру, только подчеркивая достоинства. Меньше всего сейчас Белла напоминала халлайнийку с их любовью к яркости, демонстрации доступной роскоши. Платье — всего лишь оправа для настоящего бриллианта, женщины.

Ее украшали не дорогие наряды и пышные прически, а любовь и свобода, с одинаковой силой полыхающие в глазах.

Должно быть, Белле пришлось долго отвоевывать свои права даже на это свадебное платье, на то, что она распустила волосы, позволяя им волнами спадать по плечам, вместо того, чтобы позволить заплести диковинные косы, уложить их в нечто, способное причинить ужасную головную боль, утыкать сверкающими шпильками.

Но оттого, что она выглядела так просто, Белла не стала менее красивой. И Мартен знал — кто б ни пришел сегодня к нему на свадьбу, он все равно не сможет отвести взгляда от своей будущей жены. Невольно, не до конца понимая, что происходит, он взял ее за руки и проигнорировал тихое шипение священнослужителя, призывающего будущего короля Рангорна вести себя в соответствии с протоколом.

Какая разница, как принято, если он будто еще раз, повторно влюбился в свою будущую жену? Смотрел на нее так, словно впервые в жизни увидел?

Белла улыбнулась и в ответ сжала его пальцы. Она не произносила клятв, не сказала ни слова, только подошла настолько близко, насколько вообще позволяли правила приличия, и заглянула в синие глаза Мартена. В ее взгляде плескалось счастье, наслаждение и радость — Белла брала от этого вечера все, что он был ей должен, каждую положительную эмоцию, каждую улыбку, каждый миг.

Священнослужитель читал какую-то длинную проповедь, как ему и полагалось по протоколу, но Мартен не слышал ни слова. На этот раз мужчине достаточно было только опустить на их запястья заколдованную ленту, и та безо всяких усилий сама оплела запястья брачующихся и растворилась в воздухе, оставаясь невидимым залогом их семейного счастья.

Мартен отпустил руки Беллы только для того, чтобы взять с алтаря ее корону, тяжелую, усыпанную множеством драгоценных камней… Выстраданную и, возможно, далеко не такую желанную, как могло показаться со стороны.

— Положите! — зашипел священник. — Вы нарушаете церемонию!

Но Мартен только покачал головой. Он здесь король. И даже если он совершает очередную глупость, очередную ошибку, как правитель Рангорна, он имеет полное на то право.

— Принцесса Мирабелла, — прошептал Мартен, не зная, услышат ли это гости, так и застывшие в предвкушении чего-то необыкновенного. — Отныне и до того дня, пока не пожелаешь вновь стать свободной, ты — королева Халлайи и Рангорна.

Он опустил корону ей на голову со всей бережностью, на которую был способен, и от случайных прикосновений его пальцев рубины и изумруды засияли ярче, чем прежде.

— Принц Мартен, — поняв, что он делает, прошептала в ответ Белла, — отныне и до того дня, пока вновь не пожелаешь стать свободным, ты — король Рангорна и Халлайи, — она подняла со стола Рангорнскую корону.

Мартен немного наклонил голову, чтобы Белле не пришлось слишком высоко тянуться, и вздрогнул, почувствовав внезапную тяжесть королевского венца. А ведь отцовская корона всегда казалась ему такой легкой… Должно быть, принц просто не осознавал даже, что основная тяжесть — не в металле, не в вплавленных в него драгоценных камнях, а в ответственности, которая тесно переплетается с правом носить эту корону.

Сегодня Мартен был готов не сбросить ее, выстоять всю церемонию с гордо поднятой головой и даже назвать себя королем. Но способен ли он пройти этот путь со всем достоинством, которого требует статус короля даже не одного — двух государств? Принц не знал. Он… боялся.

Впрочем, он и принцем уже не был.

— Час от часу не легче, — проворчал священнослужитель, выдергивая Мартена из тяжелых размышлений. — Они друг друга стоят… — и уже громче произнес: — Объявляю вас мужем и женой, да скрепят сей союз боги!

Они одновременно шагнули навстречу друг другу, хотя, казалось, ближе было уже некуда, и Матен почувствовал себя семнадцатилетним мальчишкой, не знающим, как на самом деле нужно обходиться с женщиной. Ему казалось, что он обнимает Беллу как-то уж слишком неловко, что достаточно лишь наклониться к ней, и он уронит эту проклятую корону, сияющую синевой — таким себе символом признания его магии. И руки его были словно не к месту, он не знал, куда их деть, думал, что, прижав жену к себе слишком близко, сделает ей больно, недостаточно — будет казаться каким-то чужим, разочарует ее и опозорит, ведь в Халлайе так важно, чтобы женщина была до безумия желанной…

— Да поцелуетесь вы или нет? — зашипел священнослужитель, очевидно, никогда не имевший дело с такими проблемными женихом и невестой. — Ну же, Мартен!

Смешно, даже поцеловать свою супругу так, как полагается королю, он не способен.

Мартен усмехнулся, притянул ее к себе и, забыв наконец-то об условностях, коснулся губ сначала нежным, а потом все более пылким, страстным поцелуем, возможно, даже неуместным в этом случае.

Драгоценные камни на короне, подтверждавшие, что принимают нового короля, загорелись куда ярче. Мартен слышал, как ахнул зал, но не обратил на это никакого внимания. Сейчас для него существовала только Белла — и золотой медальон на его шее, почему-то болезненно обжигавший кожу.

Мартен знал, что рано или поздно наступит момент, когда ему придется решиться. Он помнил ту записку, которую Акрен оставил ему в медальоне, и много раз порывался все-таки прийти туда, в таинственную Зеркальную Комнату, самое страшное место во всем старом королевском дворце, оставшееся еще со времен Эмильена Первого.

Он никогда не бывал здесь. Знал, что залы остались как некое подтверждение тому, что когда-то Рангорн терзали войны, а старые короли молились в часовнях совершенно другим богам, как напоминание, почему нельзя забывать истину даже в попытке завоевать немного больше власти, чем нынче есть у них в распоряжении…