Елизавета Дворецкая - Дар берегини

Сперва голос ее прырывался и был едва слышен, но чем дальше она текла ее речь, тем больше выравнивалось дыхание и голос креп.

– А на другой год еще лучше: народился в небе светел месяц, а у меня, Прекрасы-Ельги, народился сын, будто солнце красное! Он растет – как из воды идет, да и говорит своей матушке: не пеленай меня, матушка, в пелены шелковые, а пеленай меня в кольчугу булатную! – твердила она, уже почти не слыша голоса старухи.

Редел туман, вокруг светлело, а они, две берегини, одна в реке, другая – на берегу все продолжали свой спор. На воду упал первый солнечный луч. Вдруг ощутив, как давно продолжается этот поединок и как она устала, Прекраса моргнула, а когда открыла глаза, то обнаружила, что старуха исчезла!

Затихли плачущие голоса. Прекраса напряженно прислушивалась: где-то раздался тихий раскатистый смех, похожий на журчание воды. Потом еще…

По реке медленно плыл каравай. От каравая донесся слабый, как шепот, голос:

– То не солнце красное взошло над белым светушком – народился в Киеве-городе сильный-могучий витязь…

Прекраса взглянула на гребень в своей руке: по ее волосам, расчесанным до блеска, стекали капли воды и падали в мелкие волны на песке… Только теперь она осмелилась по-настоящему перевести дух. Почувствовала, что застыла, как ледяная. Поединок с берегиней днепровского брода выпил из нее все силы. Но борьба была не напрасной: здешние владычицы приняли ее дар и обещали исполнить ее волю. Она сумела вытянуть из туманной кудели судьбы добрую нить и вложила в руки Прядущих у Воды. Отныне они тоже станут помогать ей, как помогали из сестры на реке Великой.

После Дожинок молодому князю пришлось покинуть новый дом – настало время гощения. С обязанностью этой Ингер уже был знаком по северным землям, но теперь ему предстояло объезжать совсем новый для него край – «десять городцов» полян вдоль Днепра. Десять городцов означало десять старинных колен этого племени, что пришли сюда с запада, из земли Деревской; с тех пор они сильно разрослись, и каждый старинный городец стал сердцем особой волости. Этой осенью полянам предстояло познакомиться со своим новым владыкой, которого они ждали уже год.

Из Киева тронулись непривычно большим обозом. Прекраса ехала с мужем, несмотря на легкое нездоровье, – пусть поляне увидят сразу и князя, и будущую княгиню. Ингер взял с собой всю приведенную из Холмогорода дружину – около ста человек. Не зная ни мест этих, ни людей, он был вынужден пригласить с собой Свена с его двумя десятками. В Киеве при Ельге-Полянице остался Фарлов с двумя другими десятками: Асмунда и Ольгера.

– Лучше бы тебе избавиться от этих людей! – наедине внушала Прекраса мужу. – У Ельговичей осталась своя сила в руках, куда это годится! Ты – князь, дружина оружная должна быть только у тебя одного! Пусть те Ельговы варяги к себе в заморье убираются или едут грекам служить! И Свен с ними заодно, нечего ему здесь делать!

Ингер и сам понимал, как нехорошо держать в городе сразу две оружные дружины, имеющие разных вождей. Сотским гридей-холмоградцев теперь был Ивор, но Фарлов не согласился поступить со своими людьми под его начало. Однако и прогнать «старых» Ельговых варягов перед началом войны Ингер никак не мог. Приходилось пока терпеть то, что у их соперников оказалась своя дружина в подчинении, к тому же содержащаяся на счет княжеского дома. Свен уверял, что это только до войны – потом он брался сам содержать людей за счет добычи ибо распустить их, если боги не дадут удачи.

– Видишь ли, лада моя, у нас же война впереди, – объяснял Ингер, взяв жену за руку. Прекрасе нездоровилось, и она все утро пролежала в постели. – А у Фарлова люди опытные, снаряжены хорошо. Пусть сражаются. А после… Поле ратное покажет, кто из нас Перуну мил. Не все до конца войны доживут. А кто уцелеет, тот и будет решать, кому где место.

Прекраса поджимала губы. Как бы было замечательно, если бы Свен, Фарлов и другие Ельговы выкормыши погибли! Она была готова молить богов об этом. Без брата и оружников Ельга-Поляница будет ей не страшна, да и кияне присмиреют, если Ингер останется единственным владыкой в городе, имеющим вооруженную силу в руках.

Объезжая городцы, Ингер с женой и гридями останавливался в каждом на два-три дня: молодой князь приносил в жертву бычков и барашков в старинных родовых святилищах, а потом пировал с мужами в обчинах, перед дымящими очагами и наряженными ради такого случая деревянными «дедами» и «бабами». Каждый «дед» и «баба» имели свои имена и предания: о борьбе с древлянами, о хазарской дани, о добыче самых лучших невест, о расселении братьев. Везде Ингер призывал старейшин снарядить ратников для новой войны, и ему приносили клятвы прислать тех в Киев, как настанет срок.

Под первым снегом в стольный город прибыли первые родовые дружины. Ельга размещала их в воинских домах внизу под горой, вне града, нарочно для такого построенных ее отцом. Фарлов и десятские принимались за обучение ратников. К тому времени как Ингер вернулся, собралось почти пять сотен человек.

Давно пряли вычесанный лен, а зима все не приходила. Прекраса дивилась: в ее родных краях в эту пору уже прочно лежит снег. Вернувшись с мужем из гощения, она стала ходить вместе с золовкой в беседу на Девич-гору: здесь собирались в одной избе молодухи, а в другой бабы киевские. Пряли, пели, вспоминали предания старины либо толковали о своих семейных делах. Договаривались, кто кому будет сватать дочек, но нынешней осенью, перед походом, свадеб не устраивали. Теперь и Прекраса знала все о деве Улыбе: как унес ее змей, как Кий отправился в степь, как одолел змея, вызволил деву из пещер темных, привез назад в Киев и справил свадьбы: свою с Улыбой, а ее двенадцати девушек – со своими отроками. И от тех свадеб, как говорили, пошел весь род полянский, а до того жители киевских круч считались частью деревского племени, выселившейся из лесов «в поля», к лесостепи. Каждый отрок с молодой женой построил себе городец и населил своими потомками; старые роды возводили свое родословие к кому-то из тех Киевых отроков и Улыбиных дев.

Холода крепчали, и однажды утром водовозы принесли на княжий двор великую новость: Днепр застыл. Пришла пора начинать поход. В княжью гридницу созвали киевских мужей нарочитых и глав пришедших родовых дружины. Народу набилось столько, что младшие стояли в несколько рядов, теснясь за скамьями для старцев. С высоты престола Ингер осматривал это множество лиц и впервые, увидев их всех вместе, осознавал, какая сила оказалась у него в руках – Русская земля! Ближе к престолу сидели и стояли варяги: Свен, Фарлов, Вуефаст, десятские, Ивор, Ратислав, холмоградские бояре. Предстояло обсудить порядок выступления рати, а кроме того – как обеспечить себе милость богов.