Нина Линдт - Иные города

— Нет! — Девушка вдруг вырвалась из объятий, тяжело дыша, оттолкнула мужчину. Но ноги были слабы. Потеряв опору, она упала на скамью. Боль вспыхнула во всем теле. Оно противилось ее решению, не хотело отдаляться от графа. Белая болезненная вспышка ярко озарила сознание, словно голову раскололи надвое. Настя закрылась руками и застонала. Слезы боли, стыда и отчаяния полились из глаз. Она хотела его. Она желала его больше всего на свете. До боли. И до боли ясно понимала, что в любом случае не сможет выжить. Жизнь без него пуста. Жизнь с ним ярка, но слишком коротка.

«Помни, Настя!» Что за голос, непреклонный, холодный, равнодушный? А она хотела слышать другой: терпкий, горячий, соблазняющий. И девушка закрыла руками уши, зарычала, чтобы ничего больше не слышать. Тело болело, болела душа. Она была словно храбрый белый парусник, гонимый волнами в мятежном темном море.

Граф смотрел на нее, маленькую и плачущую, но не чувствовал сострадания. Сострадание ему было неизвестно. Настя должна усвоить урок. Слишком слаба, уступчива, мягка: она должна измениться. Но все же, даже слабенькая, выстояла! Он не ошибся.

Когда боль утихла, Настя подняла голову и поняла, что граф ушел. Стало обидно из-за того, что он не захотел ее утешить, и неловко из-за того, что она так бурно отреагировала. Растерянно поднялась и огляделась: недалеко отсюда находилось кафе Пепе. Словно пьяная, Настя неуверенным шагом отправилась в единственное место, которое до сих пор оставалось островком спокойствия. Она так и не придумала, что скажет: боль кольцом, как венцом, сжала голову, и каждый шаг болезненно в ней отдавался.

Пепе заканчивал уборку, до блеска натирал барную стойку. При виде Насти, бледной тенью вплывшей в кафе, он нахмурился.

— Садись, дочка.

Она послушно опустилась на отодвинутый стул. Когда Пепе поставил перед ней не кофе, а стеклянный бокал с коричневой жидкостью, она подняла на него удивленный взгляд.

— Это тебе, пей.

Она выпила настойку, поморщилась и заплакала. Начала рассказывать, но сбилась, понимая, что не может сказать правду. А придумывать, как объяснить все иначе, не было сил. Но Пепе и не нужно было рассказывать. Казалось, он многое понимал без слов: опущенные плечи, боль в глазах, следы слез на щеках, аура разочарования, отчаяния и страха. Хозяин кафе приготовил чай, сел напротив нее, снял очки. Настю удивило, каким пожилым он показался ей в тот момент, словно одним махом прибавил лет десять. Жилистые руки с выступившими венами, морщины, пересекающие лицо, уставшие глаза. Но голос, после того как он прочистил горло и начал говорить, был твердым:

— Кто бы ни был человек, что расстроил тебя, — не важно. Важно только одно: кто ты. Пока ты знаешь, кто ты, ты сильнее. Анастасия, твое имя — твой щит. Это имя означает «воскресшая», поэтому ты поднимешься вновь после любого поражения, обратишь его в свою победу, подобно тому как воскресшие боги оборачивали опыт смерти в свою пользу. Ты справишься. Не бойся ошибиться, бойся не совершить ничего из страха ошибки. Иди за своим сердцем. Низкие страсти вредны, но вредна и мораль, не всегда верная. Сердце не обманет. Интуиция не подведет. Слушай себя. Никто, кроме тебя, не властен над твоей волей. Что бы ни говорил тебе демон, что бы ни обещал ангел, думай о том, чего на самом деле хочешь ты. Не они, а ты, Настя, воскресшая. Помни о щите своего имени. Помни о том, кто ты такая. И никто, и ничто не сможет нанести тебе вред. Демон внешний не может причинить тебе вреда, а вот демон внутренний может тебя разрушить. Не страшен дьявол, что вьется вокруг, страшен тот, кому ты уступаешь внутри себя.

Они долго сидели в кафе, пили чай, молчали и говорили. Демон стоял на углу, смотрел на их силуэты в витрине и ждал. Он знал, что, набравшись сил, Настя выйдет из кафе и снова попадет к нему в руки. Он все же надеялся, что она усвоила урок, и дрожащее пламя ее души, такое неровное, что даже неловко его касаться, выровняется и станет сильнее. Ему нужна хорошая душа, сильная, смелая, яркая. Он знал, что работает над этим не один. Но пока Пепе ему не мешал. Даже помогал.

Цезарь вернулся из США и заметил, что Настя шарахается от графа Виттури, старается не находиться рядом, хотя раньше ее тянуло к нему, словно магнитом. Присутствие Риты даже обрадовало. А вот перемены в характере Джонни насторожили. Цезарь попытался обсудить этот вопрос с графом, но тот уклонился от разговора. Казалось, его мысли были заняты чем-то иным.

— Я все еще думаю о связи между «Обнаженной» и тем, что произошло. — Итсаску взяла слово после отчета Цезаря о безуспешных розысках похищенного из музея камня. — Словно эта картина не так проста, как кажется. Почему именно с нее начались все неприятности?

— Картина привела нас к книге, — заметил Диего.

— Нет, не картина, а Настя и призрак художника. Но сама картина в тот момент уже была найдена. — Лика поставила на стол чашки с горячим шоколадом.

— Я не особо понимаю в искусстве. — Серж поправил очки и взъерошил волосы. — Но результаты анализов красок, полотна, рамы и даже снимки скрытых слоев изображения ничего особенного не дали. Возможно, это просто красивое приглашение нашего соперника к игре.

— Я думаю, что настоящая цель не только в том, чтобы впутать нас в это дело, выяснить, насколько четко Настя видит призраков. Что-то еще связано непосредственно с картиной. Они не зря украли ее.

— Может, дело в том, что эта картина ближе всего художнику, поэтому говорящий с призраками надеялся либо сам выведать у него местонахождение книги, либо с моей помощью? — слабо возразила Настя. — И еще есть вторая картина…

Тут Джонни насмешливо хмыкнул, и она поспешила замолчать.

— Возможно, они искали что-то не на самой картине, а в раме или еще где-то, для чего нужно время. — Ильвир набил трубку какой-то душистой травой и закурил. Запахло благовониями, дым из трубки стелился загадочными загогулинами.

— Я предлагаю еще раз всем вместе взглянуть на результаты экспертиз картины. — Итсаску настойчиво кликнула мышкой по папке и открыла документы на большом экране. — Ильвир и граф лучше нас всех разбираются в искусстве. Возможно, вы заметите что-нибудь интересное.

Документы дела сменяли друг друга, Ильвир попыхивал трубкой, а граф Виттури прикрыл веки, откинувшись на спинку дивана.

Вокруг него было свободно: никто не сел рядом. Рита, обычно льнувшая к нему, на этот раз сидела рядом с Джонни, словно страж. И хоть она кокетничала с Локи, Настя ощущала, что ведьма держит скандинавского божка под своим контролем на случай, если тот вздумает еще раз наброситься на Настю. Но Джонни выбрал другую тактику: он делал вид, что Насти не существует. Он переехал из квартиры, видимо, под крыло к Рите. Настя была этому даже рада: после нападения она стала его бояться.