Лора Вайс - Чертова ведьма

— Что с тобой происходит? — хватаю ее, пока не успела сбежать в ванную.

— Ничего, — невинно хлопает глазами, пытается улыбаться.

— Кейна, я не дурак, все вижу. Ты после возвращения из школы сама не своя. Давай-ка, рассказывай. Я ведь не отстану.

— Адам, да ничего серьезного.

— Ага, значит, что-то несерьезное таки есть, и это несерьезное слишком уж серьезно повлияло на твое настроение. Колись.

— Ладно, — бросает на спинку кресла полотенце, после чего подходит к кровати, — садись, что ли, — указывает на место подле себя, — буду ответ держать.

И когда я устраиваюсь рядом, Кейна берет меня под руку:

— Ты же знаешь этого директора? Как его там… Гройса.

— Знаю, конечно. Уважаемый варлок, член Палаты ученых Ксантиппа.

— В общем, не он первый, но…

— Не понял, он что? Приставал к тебе? — чувствую, как гнев заполняет каждую клетку моего организма.

— Да нет, не приставал. Он сказал, что я потомственная ведьма. Что мои мать и отец истинные маги. А до него я уже не раз слышала двусмысленные намеки от Савьерри.

— Угу, то есть твоя матушка принесла в мир людей не только свои гримуары.

— Она мне рассказывала, что познакомилась с отцом практически сразу после переселения, и я у них получилась тоже быстро. А до переселения у нее был муж, с которым мама в итоге развелась и предпочла забыть о нем.

— Что ж, боюсь, тут все очевидно. Гройс сильный варлок, ошибиться не мог. Значит, твоя матушка, мягко говоря, нагрела твоего папку.

— Но она его на самом деле любила. И любила так, что слегла, когда отца не стало. И фактически сгорела без него. На фоне сначала стресса, а потом затяжной депрессии открылись самые разные болячки, в общем, она и года не протянула.

— И ты хочешь узнать, кто твой настоящий отец?

— Не знаю. После беседы с Эльгасом прямо люто не хотела, а сейчас сомневаюсь. Вдруг мама не просто так сбежала? Вдруг мой биологический отец тот еще Франкенштейн? И вообще, то, что я потомственная ведьма, в голове не укладывается.

— Хочешь, я сам все узнаю? По-тихому.

— Гройс сказал, у них архивы есть, там содержатся данные о горожанах еще со времен основателей.

— Вот как… Значит, помощь Эльгаса тебе нужнее, чем моя?

Вдруг она поднимается, встает напротив, потом сбрасывает с себя халат, отчего у меня в свою очередь встает хвост, а во рту резко пересыхает. Ее тело совершенно. И я сейчас буду это тело нещадно целовать, чуточку кусать и ласкать как снаружи, так и изнутри.

— Мой милый черт, — подходит вплотную, помогает стянуть футболку, — для меня нет никого нужнее и важнее тебя, — обнимает за голову, прижимает к груди. — Никакие Эльгасы не идут в сравнение с тобой. Ты жутко вспыльчивый, вредный, ревнивый, озабоченный и один-единственный в своем роде, — начинает целовать лицо. Так медленно, сантиметр за сантиметром. — Адам, — заставляет посмотреть на себя, но какое-то время медлит, не решается, а потом все же произносит: — Я люблю тебя.

Любит… она меня любит… любит меня. Кажется, я пошевелиться не могу, кажется, меня только что парализовало. А она все продолжает целовать, трется об меня.

— Обожаю тебя таким, — и я понимаю, что невольно явил свою суть. — Мягким, теплым, — толкает вперед, я же послушно опускаюсь на спину. — Зимой так вообще находка, — забирается на меня верхом. — Может, скажешь что-нибудь?

— Нет, — мотаю головой, — не скажу. Не могу.

— В таком случае позволь поискать блошек, — запускает пальцы в шерсть, насколько это возможно.

— Каких найдешь, все твои.

— Вот это щедрость, — издевательски медленно опускается на меня.

Но в ушах тем временем так и звучит: «Я люблю тебя». И эти слова в совокупности с ее движениями, видом ее разгоряченного тела — что-то неземное. А главное, мое. В какой-то момент я перестаю понимать реальность, остаются только ощущения, а возбуждение растет с такой скоростью, что контролировать его уже не получается, тогда вжимаюсь головой в матрас, зажмуриваюсь, и все…

— Прости, — успеваю произнести, как внутри происходит взрыв эпических масштабов, разгоняющий ударную волну по всему телу.

— Прощаю, — накрывает мои губы своими. — Сегодня можно, мой любимый комиссар.

— Угу, — кажется, язык тоже перестал слушаться. Могу только кивать, мычать и дергаться, ибо отголоски удовольствия все еще бьют по нервным окончаниям. Чувствую, завтра мне будет стыдно за такое свиноподобное поведение. Но что поделать…

Последних сил хватает на то, чтобы переползти повыше к подушкам и отключиться.

Тем же днем, но несколькими часами ранее

Риша

Неделю! Целую неделю я живу в этом огромном белом доме. Увы, мне здесь слишком светло, слишком просторно, слишком пусто и чрезвычайно неуютно. А еще невыносимо богато. Никогда не любила помпезность. Вот мои родители, несмотря на скромный достаток, всегда мечтали о больших деньгах, в основном, конечно, их мечты сводились к удачному замужеству дочерей, именно такой путь обогащения они считали самым быстрым и оптимальным. Но и тут я испортила им малину, когда связалась с нищим некромантом, да еще и аферистом. Да, Андрэс оказался форменным засранцем, но с ним я чувствовала себя настоящей волшебницей. Не некроманткой, даже не ведьмой, а именно волшебницей. Знаю, глупо, наивно, по-детски, однако это были настоящие эмоции, которые дарили счастье. Забавно, но я не злюсь на Андрэса за то, что он сдал меня полиции с потрохами, предал, так сказать, нашу любовь. Не злюсь, но злорадствую. Помню, как подмигнула ему на прощанье, когда его уводили бравые полисмены из зала суда. Ох, Андрэс, надеюсь, тебе там хорошо икается. Но что-то я отвлеклась.

Гедель очень старается, можно сказать, из кожи вон лезет, чтобы мне у него было уютно, только все старания бессмысленны. Как я и говорила, это не мой мир, не моя среда обитания. И единственное место, где мне более или менее комфортно — это его задний двор с небольшой оранжереей.

Сегодня утром Арон уехал на работу, как всегда, не в настроении, правда, его скверное состояние уже стало нормой. Просто бедолага боится, что вернется, а меня нет. Честно говоря, на пользу отношениям все эти страхи точно не идут, однако Гедель настолько не уверен во мне, что не может не психовать. Хотя я его прекрасно понимаю и не осуждаю, он боится не напрасно, мне действительно хочется сбежать отсюда. Последние три дня я просыпаюсь с мыслью о побеге, но потом начинаю всячески себя уговаривать, жалеть Арона, в итоге успокаиваюсь — правда, ненадолго.

Думаю, нам пора сесть и поговорить. Не хочу ни себя мучить, ни его. Даже наши разовые встречи дарили куда больше удовольствия, радости, волнения, чем то, что происходит сейчас. К тому же я беременна от него, но если расскажу, Арон меня ни за что не отпустит. Вернее, уйти-то я всегда смогу, но морально буду страдать от чувства вины. Лучше все оставить как есть.