Лора Вайс - Чертова ведьма

Что ж, а время идет. Полдня я провожу на заднем дворе — готовлю ящики для зимовки живоглотов и птицеедов. Два месяца мои малыши будут спать, так что почва им нужна максимально богатая питательными веществами и личинками, которых они будут постепенно поедать. А еще им нужны тепло и сырость. Оранжерея для этого самое подходящее место. Что до лафеев, эти красавцы не нуждаются в зимовке, поскольку живут в доме, разве что в холодные месяцы они менее активны. Лафеи удивительные создания, они так любят друг друга, так заботятся друг о друге, что, глядя на них, невольно начинаешь мечтать о такой же любви и заботе. Например, сегодня утром самец кормил самку завтраком, потом чесал ее воздушными корешками. За ними можно хоть весь день наблюдать, настолько они прекрасны.

А когда почти заканчиваю с делами, дверь оранжереи открывается. На пороге появляется Гедель. И какой-то он совсем подавленный, отрешенный.

— Почему так рано вернулся? — пересаживаю последнего живоглота в зимовочный бокс, засыпаю корешки теплой землей, отчего малыш откровенно млеет.

— Да вот… произошли изменения в расписании, высвободилось несколько часов, — явно сочиняет на ходу. — А ты как? Все хорошо?

— Ну да. Как видишь, огородничаю. Бежать не пыталась. — Ой, я это вслух сказала? Как нехорошо.

— Ты издеваешься, да? — еще сильнее насупливается.

— Нет, Арон, не издеваюсь. Просто ты ведешь себя как одержимый. Сегодня и вовсе сорвался с места посреди рабочего дня, чтобы проверить, никуда ли я не делась. И не пытайся доказать обратное.

— А что я могу поделать, если вижу, как тебе все не нравится? Ты ведь даже не скрываешь этого.

— Хочешь поговорить? — отряхиваю руки от земли.

— Да, было бы неплохо.

— Хорошо, давай поговорим.

И когда мы выходим из оранжереи, я откровенно ахаю. В каменной беседке, что стоит в пяти метрах от нас, на столе, накрытом белой скатертью, красуется бутылка вина, рядом стоит чаша с моими любимыми тыквенными пирожными, а еще в вазочке белеет изящная хризантема.

— Ой, — что-то теряюсь, — как неожиданно.

— Ну, я подумал, что разговоры хорошо разговаривать под бокал вина. Да и вообще хотел пригласить тебя на свидание, а потом пришла идея с беседкой. Чем не свидание, верно?

— И правда…

Гедель по всем правилам этикета выдвигает для меня стул, сам устраивается напротив, после чего разливает вино по бокалам. Тут я вспоминаю, что пить мне уже нельзя. Но от одного глотка вреда не будет. А вот пирожные придутся как нельзя кстати.

— Скажи, что не так, — берет свой бокал, однако пить не торопится. — Я не оправдал твоих ожиданий?

— Дело не в ожиданиях вовсе. Я уже давно объяснила тебе все как есть.

— Ну, то, что тебе у меня не нравится, вижу. А я? Я тоже не нравлюсь?

— Между нами изначально все очень странно. Наше знакомство замешано на страсти, на влечении. Физически мы, не побоюсь этого слова, идеально подходим друг другу, а вот эмоционально совершенно разные. И дело не в том, нравится мне здесь или не нравится, просто мы разные.

— Почему же мне кажется, что все не так? Что мы похожи.

— Самообман? — пожимаю плечами. — Попытка выдать желаемое за действительное?

— Я люблю тебя, в чем уверен на все двести процентов. Это не самообман, Риша. Это факт. Скажи, что мне сделать, чтобы ты поверила? Чтобы дала мне шанс? Снести этот дом к бесам и построить одноэтажную избушку? Утыкать двор памятниками и крестами? Обнести двухметровым забором? Что, Риша?

Я вижу блеск в его глазах. Ну что же он творит? У меня и так желание реветь возникает через каждые три минуты.

— Не нужно было вообще все это начинать, — быстро отвожу взгляд, еще чуть-чуть, и расплачусь.

А он подходит ко мне, опускается на корточки:

— Послушай, — берет за подбородок, — у меня есть одна дурная черта, я очень плохо понимаю слово «нет» и всегда иду до конца. Ты мне нужна как воздух, понимаешь? И я сделаю все, но добьюсь тебя.

— Помнится, кто-то говорил, что отпустит, если ничего не выйдет.

— Говорил, даже верил в это, пока не прожил с тобой под одной крышей эти дни.

— К чему ты клонишь?

Его слегка безумный взгляд меня как-то настораживает.

— К тому, что ты все равно будешь моей и будешь со мной. К тому, что я не оставляю тебе выбора.

— А если я не захочу?

— Даже если не захочешь.

— Прости, но это попахивает психозом, Арон.

— Да, есть немного. Вынужден признать, твоя власть надо мной безгранична, — и опускает голову мне на колени.

М-да, события приобретают неожиданный поворот. Думала, Арон все-таки трезво мыслящий некромант, а он… Теперь буду чувствовать себя в его доме еще хуже. С другой стороны, мне ведь совершенно ничто не мешает уйти. Арон и слова против не сможет сказать, если я решу покинуть его роскошные казематы. Вопрос лишь в том, насколько сильно я на самом деле хочу уйти. В этот момент закрываю глаза, а пальцами зарываюсь в его волосы, ощущаю его прохладную кожу, ногами — его горячее дыхание. И по телу тотчас разливается возбуждение. Какая странная у нас получается игра. Ведь это все игра: он кричит «догоню», я кричу — «убегу».

— Поцелуй меня, — забираюсь руками ему под воротник рубашки. — Сегодня утром ты ушел и даже не поцеловал, наглец. А туда же — «добьюсь», «не отпущу», «не оставлю выбора».

— Ты права, — поднимает голову. — Может, накажешь меня за столь серьезную оплошность?

— Мм, — расплываюсь в улыбке, — какой простор для фантазии. Что ж, это будет получше поцелуя.

— Да неужели? — и все-таки целует, но скромно.

— Есть у меня кое-какие мысли, — тогда беру пирожное, разламываю на две части, одну запихиваю ему в рот, вторую себе. — Идем скорее в твой ужасный дом.

В спальне оказываемся быстро, где я силой магии избавляю некроманта от одежды и заставляю сесть на стул, а через мгновение он уже связан по рукам и ногам. Теперь это красивое тело действительно в моей власти, что хочу, то и делаю. И, дьявол, мне это безумно нравится.

— Пожалуй, начнем с самого легкого наказания, — встаю у него за спиной, начинаю целовать его шею, покусывать ухо, а рукой намереваюсь довести Арона до наивысшей точки возбуждения. Ему будет о-о-о-очень хотеться испытать удовольствие, но вот беда, я не дам. По крайней мере, не сразу. ^

Спустя минут десять Арон доходит до ручки, бедняжка весь вспотел, сердце колотится с бешеной скоростью, мышцы уже не расслабляются. Но он все еще терпит.

— А ты крепкий орешек, — шепчу ему на ухо, — только у меня есть одно страшное орудие пытки.

— Удиви, — кое-как выдавливает из себя.

Тогда обхожу его, опускаюсь перед ним на колени, отчего взгляд Геделя становится еще серьезнее, напряженнее.

— Ты мне нравишься, Арон, — провожу руками по крепким бедрам, животу. — Но сейчас я буду тебя по-настоящему мучить.