Сильвия Лайм - Сын кровавой луны

Потому что губы Элиаса оказались прохладными снаружи и горячими изнутри. Они одновременно остужали ее распаленную кожу и заставляли невольно подаваться вперед, желать продолжения.

Властным движением Элиас заставил ее распахнуть рот и проник в нее языком, словно пытаясь завладеть ею полностью. Его поцелуй оказался пряным, как джин из красного можжевельника, и неожиданно сладким. Мелания поняла, что теперь у нее и в самом деле кружится голова, только на этот раз вовсе не от страха. И это было удивительно, невероятно, пьяняще горячо.

Элиас обхватил ее лицо ладонями, выцеловывая, вылизывая и прикусывая ее губы со страстью, которая, как пожар, сносила голову, лишала сознания и мыслей. Заставлял подаваться ему навстречу, сдерживая хриплое дыхание, готовое перейти в стон.

Мелания давно не испытывала ничего подобного.

Никогда не испытывала…

— Тьма и Сумерки, как же ты пахнешь, — низким, чуть вибрирующим голосом проговорил Элиас, ненадолго отстранившись от ее губ и короткими поцелуями лаская подбородок. — Рядом с тобой я теряю разум, как будто меня только что обратили…

От этих слов по телу Мелании прошла дрожь. Сладкая и острая одновременно.

Элиас пугал ее, но именно это и сводило ее с ума еще больше.

— Весь вечер я едва контролирую себя, Мэл… — продолжал он, уже опустившись поцелуями к ее шее.

А она позволяла ему. Слушала, закрыв глаза и запрокинув голову назад, и не могла остановить, потому что ей было мало.

Мало…

Некромантка высвободила руки, которые все еще держал Элиас, и, посылая все к драуграм, одной зарылась в распущенных белых волосах, а второй схватилась за мощное плечо вампира. То ли фиксируя его тело крепко сжатыми пальцами, то ли, наоборот, притягивая его к себе еще ближе.

Прохладно-жгучие мягкие губы скользнули в ложбинку ключицы, и Мелания тихо застонала, в последний момент прикусив губу. Она сжала пальцы, зарывшиеся в шелковистых как лунный свет волосах, прижимая Элиаса к себе, будто заставляя вампира целовать себя дальше.

Больше.

Сильнее…

— Ты помнишь, что должна мне за спасение? — раздался тихий, хриплый до пронизывающей дрожи голос.

Горячее дыхание коснулось Мелании над самым чувствительным участком шеи, там, где прямо сейчас его губы больше не целовали ее, лишь дразня щекочущими прикосновениями. Он склонился к ней, с силой вжимая ее в собственное тело, давая понять, насколько она желанна для него.

А в следующий миг вдруг легким движением подхватил ее под бедра и поднял вверх, прижимая к стене и заставляя обхватить себя ногами.

Мелания ахнула, крепко схватившись за мужчину, а затем почувствовала, как эротично-горячо он вдавливается в нее. И как кружится голова от его голоса, легких толчков и ошеломительной близости…

— Помню, — прошептала она в ответ, едва дыша, короткими рваными глотками захватывая воздух, полный елового аромата.

— Тогда позволь мне… — попросил он вдруг, так сладко и будоражаще вновь касаясь губами ее шеи, сжимая пальцами ее бедра, отчего она почувствовала его еще сильнее.

— Что позволить? — выдохнула Мелания, уже не помня, ни где она, ни кто.

— Попробовать тебя на вкус… Хочу узнать, какая ты… роза из пепла… — ответил он, и каким-то шестым чувством Мелания скорее догадалась, чем ощутила, что в этот момент к ее шее едва заметно прикоснулись его клыки.

Некромантка хотела закричать. Хотела оттолкнуть его, возмутиться.

Но вместо всего этого почувствовала внизу живота горячую тянущую пульсацию. Такую острую и голодную, что по телу прокатилась очередная дрожь.

Словно наваждение, темный чувственный туман, в котором она терялась, растворялась рядом с Элиасом. И не хотела, чтобы это заканчивалось.

Но… с какой стати?!

— Ни за что, — выдохнула она через силу, пытаясь титаническим усилием воли напомнить себе, что вампиры — это плохо. Что кусаться — нехорошо, а подставлять свою шею высшей нежити — тем более.

Слова сорвались с губ, но сама себе Мелания верила с трудом. Мол, ну почему плохо, если так приятно?

Только все еще страшно. Очень страшно, несмотря ни на что.

— Ты должна мне, Мэл, — повторил вампир, и не думая отстраняться. Вместо этого он сильнее вдавил ее в стену и провел губами по коже, которая и так зудела и покрывалась мурашками, ожидая прикосновения. — А я не причиню тебе вреда. Ты почувствуешь легкую слабость, не более того.

Мелания стиснула зубы и с силой зажмурилась. Прикусила щеку изнутри, пытаясь сделать себе больно, но побоялась прокусить до крови и еще сильнее раззадорить вампира.

И как это только еще пришло ей в голову в таком состоянии?

В общем, уловка не удалась, а Элиас в это время продолжал говорить, чувственно сжимая пальцы на ее бедрах:

— Ты даже не поймешь, что это произошло… Хороший ужин вернет тебя в норму.

— Похоже, тебе тоже не помешал бы хороший ужин, — хрипло усмехнулась Мелания, чувствуя, что способность шутить немного развеивает жаркое марево в ее голове. — Я не дам тебе укусить меня, и не мечтай.

И почему она решила, что он послушается? Чтобы понять это, ее рассудительности уже не хватало. И все же он не кусал ее. Словно ее слова имели для него какое-то значение.

Но почему?

В этот момент вампир чуть отстранился, широко распахнутыми глазами вглядываясь в нее.

Даже почти в абсолютном мраке некромантка видела контуры его светлого лица, обрамленного серебром волос, и сверкающие глаза, сменившие цвет на кроваво-алый.

От этого взгляда Меланию будто пронзило насквозь.

Она видела в своей жизни так много мертвецов, чьи глаза горели точно таким же багряным огнем… Всем известно, что красный блеск радужек или глазниц — это признак голода мертвых. Возвращая к жизни каждое свое создание, Тьма наделяет их особыми способностями. У каждого вида нежити эти способности разные. Но всех их обязательно объединяет голод мертвых. Как побочный эффект второй жизни. Он неотделим от детей Тьмы и всегда отражается в глазах.

И сейчас такое пламя бушевало в радужках Элиаса.

— Нет, пожалуйста… — выдохнула Мелания, впервые почувствовав себя слабой и уязвимой. Загнанной в угол.

Она дернулась, пытаясь отступить назад, но там была лишь стена, о которую она слегка ударилась головой.

Видимо, на ее лице отразилось все, о чем она думала, а может быть, Элиас просто прекрасно считывал ее эмоции. Потому что он внезапно сжал челюсти и закрыл глаза.

А когда открыл их вновь, они, как всегда, сверкали кристально-голубым цветом.

Он поднял руку и тыльной стороной провел по подбородку Мелании. Ласково и мягко, провожая это движение взглядом. Как если бы ему нравилось не только гладить ее, но и рассматривать. А затем тихо проговорил в тот самый момент, когда биение сердца некромантки снова перестало быть таким сильным: