Ксения Татьмянина - Ветер Безлюдья [СИ]

— Рада знакомству, — искренне пожала им руки, не зная точно, как лучше высказать свою признательность. — Извините, что без гостинца.

— Это не страшно, и не надо. Проходи, садись, мы как раз собираемся ужинать. А мы давно тебя в гости ждали, голодная?

— Нет.

— Тогда бокальчик вина, — добавил глава семьи и сам себе одобрительно закачал головой.

Виктор рядом не оставался, ушел Нюфу лапы от снега мыть, я скинула куртку и рюкзак, разулась, а хозяйка показала на тапки:

— Хочешь так ходи, а хочешь, вон тапочки гостевые. И проходи в зал, не стесняйся. Мы новым людям рады. Во Дворах все друг друга знают и давно, со стороны редко приходят. А уж с континента и подавно. Последний раз два года назад семья была, из тех, что здесь жить остались, а так, приходя-уходя, за весь год только ты и появилась. Я ведь за пределы не хожу.

— Да, — подтвердил Ефим Фимыч, открыв в зале дверцу старого большого буфета и позвякивая посудой, — это молодое поколение туда нос сует. Витя вот иногда выбирается на метро вашем катается.

Я ничего не это не ответила, отметив про себя, что молодежь под сорок, уже не совсем молодая. А родители Виктора стариками не выглядели. Это мои поздно меня родили, а вот их сын, кажется, появился у четы годам к двадцати, если не раньше.

— Буду рада, если расскажите, что это за такое волшебное место?

— Это конечно. Но ты главное отличие знай — со злым умыслом люди сюда не ходят, не попадут просто. И мы тебе поэтому все расскажем, а ты со своей стороны, если что, можешь все открыто рассказывать нам. У нас тут по-семейному, и не только у нас, а вообще — во Дворах.

— Спасибо.

— Так, я сейчас на кухне все закончу и накрывать буду.

— Помочь?

Виктория Августовна одобрительно улыбнулась, но от помощи отказалась. Усадила в кресло к телевизору и отметила «будь гостьей».

Телевизор в этой комнате тоже был, как и у тети, большого экрана. Но не плоский, а совсем древний — телескопный. И каналы не наши, а что-то незнакомое. Желтоватый состаренный кадр показывал исторический фильм, снятый лет сто назад.

Я улыбнулась. Не смотря на древность ленты, этот фильм я видела. Его очень любила моя бабушка, которая признавалась, что своего сына назвала Алексеем потому, что нравился ей очень герой Алеша Корсак.

Виктор был занят, хозяин выбирал вино, а я невольно уставилась с ностальгией в экран. Там как раз показывали что-то трагичное, что-то про казнь и про передачу креста, — их диалог шел мимо сознания, и только одно злое высказывание прогремело из динамиков: «Я устал от человеческой подлости и глупости!». Герой ударил рукой по столу, вздрогнула и я.

Этот возглас внезапно обострил мое осознание всего, что происходило сейчас. Я сидела в гостях у приятных, пока еще мало знакомых людей, в кресле, в зале с круглым столом по центру — накрытым скатертью, в освещении низкой оранжевой люстры. Здесь было тепло — по доброй атмосфере, по температуре и освещению. Витали вкусные запахи — еды из кухни, старого дерева от мебели, открытого «подышать» вина. Звенели тарелки, скрипел паркет, из ванны доносилось ворчание и хозяина, и пса, который не желал мыться.

А за окнами при всем при этом пошел снег, густо падая хлопьями. Совсем не так, как тот же снег в окне тетиной квартиры.

И я почувствовала острый приступ счастья и покоя, которого так давно хотелось ощутить. Вне суетливости современности, вне занятости и нехватки времени. Не с раздором и взаимной неприязнью родителей, а с чувством семьи и любви. Чужой семьи. Не своей, но все же… это как будто все было таким знакомым! Виденным однажды во сне!

— К столу. Витя, Нюфа пока закрой, нечего ему тут мокрой шерстью пахнуть. И клянчить будет.

— Красное вино, полусладкое, — с вопросительной интонацией сказал хозяин, поднеся горлышко к моему бокалу.

Я практически не пила алкоголь, но тут нехотя кивнула. Виктория Августовна тоже любила сервировать красиво и это нашло в моей душе отдельный отклик, — тарелка в тарелке для смены блюд, по паре бокалов, один для напитка, другой для воды. Салфетки сложены, приборы сверкают. Есть я не хотела, но хозяйка просила попробовать и потому положила мне и курицу в пряном соусе, и гору пюре, и маринованных грибов с луком.

Виктор сел рядом со мной. В своей домашней одежде он оказался столь же старомоден, как и в пальто — обычные брюки, обычная рубашка с воротничком, ничего современного. Я в первые минуты в своей эко-синтетической одежде, со своим массивным персоником на запястье, почувствовала некую неуверенность. Но никто не смотрела на меня как-то не так, и я успокоилась.

Как только выпили первый бокал за знакомство и нового человека во Дворах, Ефим Фимыч и Виктория стали рассказывать.

Дворы созданы давно. А вот кем — неизвестно. Не одним человеком, не сразу, в течение нескольких десятилетий прошлого века. Сейчас об источниках трудно судить, здесь хроник не писали, так — одни сказки остались.

И они не были всегда такими, какие есть — менялись, перестраивались, расширялись — очень медленно и в зависимости от количества людей, которые жили тут. Дворы походили на особые закладки в пространстве — течение времени одно, а каждый попасть не может.

Человек должен быть светлым, положительным, добрым, без тени зла — тогда пустит. Но и это не просто — ходы менялись из месяца в месяц, открывались не на весь день, а на несколько часов, и кочевали по адресам старого Сиверска, так что тот еще лабиринт.

— Удивительно, — Ефим Фимыч рассказывал задумчиво, смакуя и получая удовольствие не меньше чем от вина, — как ни были эти пространства противны прогрессу, но и Дворы менялись с эпохами. Как видишь, в итоге и телевизор сюда пришел и дома стали современными относительно первых построек — другая коммуникация, другая мебель. Двигается мир, живем и мы, меняемся и мы. Никто сейчас не может сказать, сами ли сложились законы этих пространств? А приходится подчиняться некоторым правилам — вот постороннему сюда так просто не попасть, нужна особая человеческая душевность и потребность в бегстве оттуда. Раз ты здесь, Эльса, значит, признаешь, что там-то тебе не очень хорошо. Там тебе не совсем уютно.

Я слушала, но говорить что-то не торопилась. Не уверенна была, что Ефим Фимыч прав на все сто процентов.

— Дворы, это острова, тихие и спокойные, вдали от большого континента. Но мы не заперты, хочешь, — ходи гуляй по мегаполису. Витя у нас так сбегает иногда по своим делам, а мы нет. Не надо, нет потребности. Новых лиц тут дефицит, но, насколько я знаю, у вас там тоже. В смысле, что каждый сам по себе и что житель один, что в доме с тысячью соседями, все одно.

— Не у всех. Семьи же есть, и дружат люди. И даже с соседями общаются.