Ксения Татьмянина - Ветер Безлюдья [СИ]

Он покачал головой. Не судьба мне было понять, почему нельзя приходить во Дворы, если и мне и им хотелось и дальше продолжать общаться? Да, я немного остыла, да, стало чуть обыденно и немного слишком их всех. Но раз в неделю-две, почему не встретиться, обсудить новости, приготовить что-то на ужин?

— Мне отец рассказал, — внезапно произнес Виктор, — про тот день… когда ты вечером пришла к нам после драки, а днем была в Печатнике. Он слышал, как ты назвала имя у карты — Илья Черкес. Это правда?

— Да.

— Зачем?

Я не сразу нашлась, что ответить. Но Виктор мои колебания понял неправильно, решил, — я придумываю, что соврать.

— У нас во Дворах не лгут, Эльса. И не дерутся. И не боятся ничего, тем более осуждения. Мне так нравится твоя светлая сторона… и так отталкивает… мутная. — Он подобрал мягкое слово. — Так почему ты назвала это имя?

— Потому что я ищу этого человека. Я, и его старший брат, что живет на континенте. Илью считают мертвым, он пропал, когда был совсем маленьким — в пять лет.

— И откуда вы узнали, что он жив?

— Его брат уверен. Шестое чувство, зов крови, назови как угодно! Виктор! Если ты что-то знаешь, расскажи мне!

— Кто тебя побил? Он?

— Нет. Это люди из совсем другой стороны, из Колодцев. Я им нужна была по иной причине, дело не в Илье.

Виктор чуть побледнел и даже сделал крошечный шаг от меня.

— Помоги, Витя! — Я не должна дать ему так просто уйти, поймав шанс разъяснить хоть что-то. — Да, Колодцы, это жутко. Там держат в плену людей, там убивают и отравляют, там — преступники. Меня не тянет туда, я всей душой с вами, но нельзя закрывать глаза и остаться жить в дворовом раю… Я хочу помочь местной полиции. Они раскурочат эти притоны, когда найдут, привлекут к суду виновных, и Колодцев больше не будет.

— Это невозможно. Весь этот континент, — Виктор оглядел купол станции, — бессилен против них. Вход для людей с самым черным сердцем, аморальных и способных на все ради денег и удовольствий.

На персоник пришло сообщение, но я не подняла руки. Я продолжала смотреть с мольбой в темные глаза Виктора, надеясь на отклик. И он дрогнул:

— Не могу, когда ты такая, Эльса. У тебя взгляд девчонки, которая верит в сказки… я ничем не смогу тебе помочь с Колодцами. И любой во Дворах — потому что никто не знает деталей или людей оттуда. Но я могу рассказать тебе про Илью.

Он огляделся и я машинально обвела глазами полупустую станцию. Все в своих персониках. Все отключены своим вниманием от всего мира и от нас, ожидая прибытия поезда и продолжения пути.

— Это мой друг… Тетю Мари знаешь?

— Вашу соседку с котом? Конечно.

— Она его вырастила. Давно, почти тридцать лет назад, на нашем Почтовом Дворе на лавочке нашли мальчика. На его теле были синяки, нос разбит, сам зареван. Был замурзан, как беспризорник, и щенка на коленках держал грязного, уличного. Когда его спросили, откуда он, и как его зовут, он смог назвать свое имя и фамилию. Но на другие вопросы не находил ответа. Мы догадались, что он с континента, откуда же еще? И решили, что ему будет лучше — остаться. В те годы старый Сиверск еще был жилым городом, но… Выведи его обратно — погибнет, ведь кто, как не звери, способны так избить ребенка? Тетя Мари забрала мальчика к себе, и я, как сосед по площадке и как ровесник, сдружился с ним сразу.

— Невероятно…

— Щенка назвали Веник. Хороший вырос пес. Умер от старости в свои четырнадцать лет.

— А Илья так и не вспомнил, — людей или события?

— Нет. Тетю Мари считал мамой. Но когда нас стали выпускать на континент… с совершеннолетия нас нарочно заставляли осваивать минимум знаний о мире вне Дворов, чтобы всегда, в случае чего, добираться обратно и не попасть в переделку. Он стал говорить, что есть места — знакомые ему. Он будто бывал в старом Сиверске раньше… и Мари пришлось рассказать все. Одно дело — не говорить нарочно, другое — солгать на прямой вопрос «что со мной?». С тех пор Илью как подменили. Он все больше и больше пропадал. Все меньше общался с нами. Меня, как друга, подбивал на походы и поиски своего прошлого там… в смысле здесь. Разрывался от вины перед приемной матерью, но как только она дала ему свое прощение и благословение, он ушел насовсем. Я не думал, что он умер. Никто не думал. И сейчас все уверенны, что он изменился, выбрал другую жизнь, и Дворы не пускают изгоя обратно.

— Виктор, мне нужно к карте… если я снова назову его, или спрошу…

— Эльса, услышь меня — Дворы не пускают изгоев обратно. А ты тоже выбрала другую жизнь, ты к нам больше физически не попадешь.

— Ты попадешь. Помоги!

— Нет. С картой играть опасно — неизвестно, к каким последствиям приведут лишние вопросы.

— Что же мне делать?

— Ищи своими методами, — он щелкнул пальцем по моему браслету, — вы оба в вашем мире. И ты тут, как рыба в воде.

О чем еще говорить и что спрашивать? Виктор вдруг погладил меня по щеке пальцами и вздохнул:

— Передам своим привет, скажу, что видел тебя и ты тоже скучаешь.

— Это правда.

— Может быть еще увидимся, если захлопнется дверь и судьба снова сведет в подземке.

И Виктор исчез в дверях поезда на трущобы. Я стала ждать своего — домой. А подняв руку, чтобы снова достать наушники, вспомнила про сообщение.

«Милая барышня, нам нужно встретиться и поговорить открыто, без посторонних. С глазу на глаз. Столько противоречий. Вы одна или вы с кем-то? Быть может, вы невольны в своих поступках? Сейчас мне кажется, что наш прошлый разговор был истолкован превратно. Елиссарио».

Про свое имя он не забыл, а ко мне и не обратился. Даже вежливого «Здравствуйте» не написал. Я нахмурилась, мысленно соглашаясь — я не поняла его тогда, не понимаю и сейчас. И зачем же он пишет? Он богат, насколько мама просветила, так что женщин у него должно быть в избытке, на любой вкус… Если он всерьез клонит в сторону отношений или голого интима, то подано это странно. Я сомневалась. Но, с другой стороны, у меня не было опыта таких «приставаний», вдруг подобная белиберда в порядке вещей и я ее не понимаю только потому, что отстала от жизни?

«Нам не о чем говорить. Противоречий нет. Я «с кем-то», и не нужно меня преследовать» — отправила, надеясь, что такой ответ избавит от дальнейшего общения. Но Елисей написал неприятное: «Я буду вас преследовать, Эльса. Трудно поверить, что я вам не нужен, но вы мне нужны — и очень».

— Фу… и кому нажаловаться на поклонника? Старшему брату?

А я обещала Андрею, что проведу его во Двор. Виктор сказал, что теперь это невозможно, только интуиция упорно говорила другое — смогу. Никакой я не изгой, ничего плохого или преступного не совершала, чтобы так почернеть сердцем. Это он так считает, и глупо не попытаться пройти через арку, подъезд или подвал снова. Увидеть следователя — есть и еще повод — рассказать то, что узнала про Илью. Заодно и проводит меня до тетиного дома, я оставлю Карине ключи от квартиры, а потом и до ближайшего почтового ящика — отправлю ей же письмо.