Ксения Татьмянина - Ветер Безлюдья [СИ]

«Андрей, привет. Завтра сможешь меня проводить по делам в трущобах? Если да, то во сколько? Ветровку тебе верну, и есть новости.»

Ответ пришел сразу: «Привет. В шесть буду свободен. Где?»

Андрей ждал меня на станции. Я заметила, что он следил глазами за окружением, и мы не говорили, пока не выбрались наверх и не ушли от границы вглубь квартала.

— Мало ли, что они знают о тебе, кроме твоей внешности. Я не подумал раньше, но лучше тебя провожать от порога до порога.

— Абсурд. Знали бы адреса — мой или теткин, куда я ездила, то уже объявились. Да и там многолюдно, — кивнула я в сторону метро.

— Разберемся. Какие новости?

Сперва поделилась, что хочу вывести Карину на разговор. Потом уже выложила все, что мне рассказал об Илье Виктор.

— Так он вырос там? — Андрей даже остановился от волнения и со значением произнес «там». — Он помнил и назвал свое имя и фамилию, но без чипа и персоника ему здесь информации о семье никак было не найти. С другой стороны он мог попросить любого из трущобных стариков зайти в сеть. Мои данные есть в реестре служащих. Черкес — фамилия редкая.

— Я так и поняла, что он ушел из Дворов ради поиска правды. Найдем, — спросим, почему он не сделал этого.

— И почему переметнулся к колодезным? Почему скрывается даже от Карины. Они друзья, так ведь?

Он ответа не ждал, задумался, не делая дальше шагов. Я не стала ни мешать, ни торопить. Оглянулась по сторонам.

Трущобы казались тихими и спокойными. Вдалеке на бывшей спортивной площадке, на одном ряду уцелевших сидений для зрителей, сидели пожилая и молодая женщины. Ребенок — рядом с планшетом.

— Иди в мяч поиграй, — донесся раздраженный голос молодой, — мы сюда шли, чтобы ты в играх сидел?

Мячик лежал рядом в ногах, но был не интересен. Ребенок не отвлекся ни на секунду, только пожилая что-то стала говорить, и опять разговор не разобрать. Привели внука навестить бабушку, а ему все равно. А почему ему не должно быть все равно?

У папы родители умерли, когда я была еще относительно маленькой. Дедушку я практически не помнила, а вот бабушку хорошо, хоть и не детально. В общем, в главном, в чувствах — она всегда увлекала чем-то, задавала интересные вопросы, играла со мной, гуляла. Светлое детсадовское детство — вот, что такое бабушка. А вот родители мамы… их не стало гораздо позднее, но я их и не знала толком никогда. Там все холодно. Звонки два-три раза в год на дни рождения, но чтобы увидеться? Не помню. Даже тетя Лола была маме ближе, чем родители. Кто за ними ухаживал, когда они стали пожилыми?

— Он всегда был непохожим ни на кого из нас… Так странно… — еле слышно произнес Андрей. — Что он стал за человек? Брат по крови, а по сути может быть врагом. Я полицейский, а он — преступник… дальше объяснять?

— Хочешь прекратить поиски и оставить его в покое?

— Не-зна-ю…

На подходе к дому Эльсы, Андрей уговорил дать крюк и осмотреть все на всякий случай со стороны. И никого не заметили, кроме одной соседки, что редко выбиралась из квартиры, а теперь отдыхала на лавке у подъезда. Женщина сидела, сгорбившись, опираясь на ходунки, недовольно щурилась и ничего не сказала на «Здравствуйте».

— Твоя тетя спит?

— Нет, — я быстро обошла квартиру, осматривая все на случай, если важное вылетело из головы, — забыла тебе сказать, что она умерла. Ее завтра уже кремируют.

— Соболезную. Моталась сюда одна? Могла и Тимура вызвонить, я его тоже предупредил.

— Тут целая бригада действовала, да и все так срочно… чай хочешь? Или воды?

— Нет.

Все, что я сделала — это собрала в мусор ее последнюю постель, — проще выкинуть, чем стирать, покидала в тот же мешок все, что на выброс с кухни, с зала, с коридора. Проверила — все ли окна закрыты, вся ли техника отключена, перекрыла воду. Итогом — закрыла дверь и спрятала в почтовом ящике ключ.

— Теперь нужно искать почтовый ящик. Жалко, я никогда не обращала на них внимание.

— Зачем тебе?

— Черт, вот еще одно, что вылетело у меня из головы! Угадай, как письмо с предупреждением попало к тебе на стол в кабинете?

— Аномальные выверты трущоб? Теперь напрягись и вспомни все, о чем еще забыла? Мне важны любые мелочи. Я и так на границе с дурдомом балансирую, ведь коллегам я должен предоставлять информацию с реальным, а не мистическим обоснованием.

— Прости, голова кругом.

— Тебе будет нужно дать показания под запись о случае на Лазурном переулке. На инъекторе есть отпечаток, но его в базе полиции и военных нет. Ищем.

— Что мне нужно будет сказать, чтобы это выглядело правдоподобно?

— Гуляла по местам детства, напали, что-то спугнуло, не успели ни увести тебя, ни на месте что-то сделать. В идеале еще мед. освидетельствование нужно, но я не хочу тебя сильно втягивать. Хватит и этого заявления.

— Я поняла.

Андрей развернул экран персоника, ввел слово и озвучил мне результат:

— Ближайшее почтовое отделение в этом же квартале. Там точно у входа есть ящик для писем.

А я в свою очередь посмотрела в распечатку, чтобы выбрать ближайший ход в любой из Дворов. И достала из рюкзака пустой конверт с маркой:

— Знаешь, возьми один себе. Здесь вписан адрес друзей Карины. Мало ли… Напиши что-то брату, на случай, если она найдет его первая, и отправь.

— А если я сразу в адресатах напишу его?

Я пожала плечами.

Мы свободно шли напрямки до адреса, встречали по пути местных и не замечали никакой опасности или подозрительных людей. Слишком обычный день, — с мягким, полувечерним солнцем, ветерком, запахом тополей и пыли. Топот моих кед и его ботинок по плиточному тротуару — самый громкий звук в нашем молчании. Андрей шел рядом с задумчивым выражением лица и постоянно поправлял упавшие на лоб волосы, — ветерок коварно налетал со спины и ворошил легкие пряди снова и снова. Если бы не было общего дела, я бы сейчас чувствовала себя неудобно — взяла друга в охранники и трачу его время на глупости. Неужели может повториться нападение? И из-за маленького шанса опять случайно попасться колодезным, меня теперь будут всегда вот так провожать? У следователя каждый час на счету. Да и по дружбе пользоваться… я решила, что не стану по рядовым делам его вызванивать, совесть не позволит. Не боюсь я никого, а синяк и так уже проходит.

Когда пришли к нужному дому и встали у ступеней в подвальный спуск, я протянула свою ладонь.

— Держи крепко, и не отпускай в темноте.

Короткий подвал — в два подъезда насквозь. Я шла на полшага впереди него, не отпуская руки, и ощущала, как же тепло на сердце от чувства доверия. Ладонь в ладонь — не любовное, не женское и мужское, а иное — дружеское и близкое — доверие. Так держат, помогая забраться на дерево или выбраться из воды. Перевести через дорогу младшего или дать знать, что рядом, в момент опасности. Вне всех возрастов — открытое, как в детстве и настоящее, как искренность. И мне было плевать, что в моей не детской, хоть и небольшой, ладони сильная рука взрослого мужчины, который идет следом, дышит почти в ухо и два раза наступил на пятку, едва не сняв кеду с ноги.