Ксения Татьмянина - Ветер Безлюдья [СИ]

— Эльса, чего ты вдруг так разошлась?.. — Брови Гранида поползли вверх от удивления, а тон показался наигранным.

— Гранид, — я перебила его, боясь, что он готов съязвить что-то, пристально и зло посмотрела в глаза, — я не хочу тебе врать. Мало того, даже замалчивать — это несправедливо! Карину едва увидел и столько признательности, столько искренности, прямо добряк-человек, захлебнувшийся в теплых чувствах! А мне одна желчь была?! Почему так? Почему, когда ты ее впервые увидел, то она «спасительница», а когда меня в больнице, то «ненавижу бесхребетных?». «Ромашка», и прочее потом?

У меня сжались и кулаки и зубы.

— С тобой все сложнее…

— А мне плевать. Я тоже хочу услышать твое искреннее «спасибо».

— Ревнуешь?

— Да, ревную, — легко согласилась я и добавила своей язвы в голос. — Прямо разоблачил! Думаешь, развернусь и пойду с гордым видом, показывая, как мне наплевать и как ты мне на фиг сдался? Обойдешься. А я к тебе привязалась. И, не буду скрывать, хочу, чтобы ты немедленно сказал обо мне тоже самое.

— Я к тебе привязался.

Я замерла, прислушиваясь к внутреннему детектору лжи.

— Повтори правдоподобнее.

Гранид не стал ничего повторять. Подошел, взял меня за уши и, наклонившись, коротко чмокнул в губы. Отпустил.

— Так нормально будет?

Я опешила. Как мне понять, — что это? По-дружески?

— А уши тебе что плохого сделали?

— Ты на вопрос отвечай.

— Нормально.

— Мир?

— Мир… — я вздохнула, действительно испытывая облегчение и злость растаяла. — А еще, последнее, — спасибо, что врезал тому уроду. Даже если не из-за меня, а потому что отделаться нужно было, чувство возмездия просто кайф.

— Из-за тебя, Ромашка, на другую причину и не рассчитывай. Беги, давай.

Он развернул и подтолкнул в спину. А я и рада. Лишний раз смотреть ему в лицо, и видеть за взрослыми чертами мальчишеское смущение в сочетании с самодовольной мужской ухмылкой, — испытание не из легких.

— До связи!

Карина нервничала и перетоптывалась на месте. Потом крутилась, приседала, обхватывая коленки и собирая смелость в кулак.

— Не верю, ты же бойкая! Тебе трущобы ни по чем, а сюда — страшно?

— Страшно! — Рявкнула та. — Куда тебе понять, холеная, как куколка… Вот связалась, вот приключения себе на задницу… да меня там камнями забьют.

— Чушь.

Нюф бегал кругами, вынюхивая кусты и не проявляя беспокойства. Значит и нам посторонних бояться нечего, и мы уже пятнадцать минут так и стояли у входа в якобы запечатанный подъезд, чтобы попасть в Библиотечный Двор.

— Ты все равно не поймешь. — Она снова выпрямилась, сцепив на груди напряженные руки. — Когда отовсюду гонят и приюта нет, это не про твою сытую жизнь.

— Не про мою, ты права. Слушай… тебе сколько лет?

— Нравоучений только не хватало!

— Мне тридцать семь. Ты года на три помладше, верно? — Карина не ответила, и я продолжила так: — Когда тебе было шесть или семь, ты жила недалеко от Вересковой улицы в двенадцатом квартале?

— И? — В голосе прозвучало не удивление, а настороженность. — Откуда в курсе?

— Я тоже там жила. У тебя есть воспоминания о нашей компании? Как выбирались за город? Ты знала, что Илья, этот тот самый мальчик, которого с собой всегда брал гулять его старший брат?

Я спрашивала почти наобум. То, что однажды мне привиделось в собственном воображении, могло оказаться игрой и фантазией. А с другой стороны, она только что признала, что жила недалеко. Это ли не доказательство?

— Вспомни детство. Я — Эльса, Другие — Илья с Андреем, Наталья, Тимур и ты. Неужели у тебя ничего не осталось? Мне кажется, что как раз тебя одну из всех не сунули в ту клинику…

У Карины расширились глаза. Она освободила свои руки и из позы исчезла зажатость. Появилась растерянность, взгляд ушел в себя и через мгновение она веки сомкнула. Шепнула губами.

— Что?

— Этника… Это было слишком давно и слишком неправда! У меня… у меня… все тетрадки в первом классе были исписаны этим словом. Учительница вечно ругалась. Мачеха бесилась, что я и писать не умела еще, а эти каракули выводила. Загадка всей моей жизни, блин!

— Так ты что-то помнишь?

— Нет. — Карина открыла глаза, посмотрев на меня внимательно. — Прям, чтобы лица и все такое, нет. Даже не помню, как ты говоришь, — где гуляли, что делали. Темно. Одна тоска оттуда. Брошенность. Обида. Предательство. Я никому не нужна! Вот оно мое детство.

Дав себе немного подумать, я ответила:

— Мы не бросали тебя. Тогда случилась беда, нас всех накрыло колпаком… как сказать… власти взрослых. Родители дали добро, и нас в клинике подвели под эксперимент с сывороткой. Купирование памяти. «Незабудка» как раз тогда тестировалась.

— Зачем они это сделали?

— Чтобы защитить… и из-за денег.

— Если из-за денег, то я точно не с вам попалась. Моя крокодилица-мачеха, если бы знала, с меня бы даже шкуру содрала ради них. Наверное, я была с вами не так долго, и возраст мелкий.

— И ты веришь мне? Даже не помня ничего?

— Этника, — со значением повторила Карина. — Понимаешь?

— Нет.

— А если по буквам? Эльса, Тимур, Наталья, Илья, Карина, Андрей… ты же эти имена только что мне перечислила? Погоди… Т… Та-мер-лан… не Тимур.

Я схватила легкую щуплую Карину за плечи и приподняла на сколько хватило роста. От радости.

— Хва, странная, отпусти! Что за нежности!

Без злобы, без недовольства. Я так была счастлива, что эта взрослая уже женщина, выглядевшая таким же постаревшим подростком, как и ее Илья, заулыбалась. Пропустила нерешительные смешки сквозь свою улыбку, как будто заново привыкая к этой эмоции.

— Вот еще Илью отыщем и будем все в сборе!

— Черт, нет. Я не пойду!

— Пойдешь! Куда ты теперь от старых друзей денешься?

Я подхватила ее под локти и повела к подъезду. Карина даже не сопротивлялась.

В Библиотечном Дворе библиотека оказалась закрыта, — висело большое объявление, видное издалека. Людей мало, — пара небольших групп, сидящих на двух лавках в тени и обсуждающих что-то в полголоса.

— А тут солнце…

Карина с первыми шагами крутила головой во все стороны и щурилась от яркого света. Пасмурная трущобная погода была и прохладней. Здесь мы обе сняли куртки, я свою спрятала в рюкзак, а она перекинула через сумку, превратив ее визуально в еще больший баул.

— Осмотришься или сразу дальше пойдем?

— Погоди.

Нарочито глубоко вдохнув несколько раз, Карина перещупала все, что могла, — ирисы и лили в клумбах, по траве провела рукой, потерла кору липы ладонью и, сорвав цветущий пучок вместе с листом, ткнулась в него носом.

— Одуряюще пахнет! Медовый цвет!

В мегаполисе почти не было деревьев, если только в парке или зелень в оранжереях на крыше. В трущобах — почти все спилено. А тут, — полнокровная жизнь уютного городка, полная запахов, света и тепла.