Наталья Чернышева - По образу и подобию [СИ]

Тим кивнул, не отрицая очевидного.

— Балбес!

Снова кивнул. Добавил:

— А ещё раздолбай через букву «п» в середине… Прости.

Алёна только руками развела. Ну и как прикажете на него, на такого, сердиться?!

Через минуту они уже целовались, и Алёна вскользь между прочим думала, что ей всё равно вот абсолютно на всё! На то, что Тим — старше, что он вообще-то — прайм в экспериментальной генерации с какими-то неназываемыми проблемами, что — вообще. Горный воздух пах полынью, и от Тима тоже пахло полынью и почему-то ещё озоном, как после грозы.

Нарушил идиллию вызов по терминалу. Пришлось оторваться друг от друга, и Тим активировал экран, не позаботившись о приватности.

— Флаконников! — донёсся из голографического экранчика начальственный рык. — Пач-чиму не на месте! Где тебя носит?!

— Гуляю с девушкой, — невозмутимо объяснил Тим, подмигивая Алёне.

Сумасшедший! Разве так можно? Экран задохнулся возмущением.

— Марш назад, пока не взорвалось всё к чертям собачьим!

— Сегодня не взорвётся, — успокоил собеседника Тим.

— А когда именно? — проявил внезапный интерес старший, забыв о разносе и понизив голос тона на четыре.

Тим качнул головой и отключил терминал.

— Пойдём, — сказал он Алёне. — Слышала?

— Ага, — кивнула она. — Только дай я тебя ещё раз поцелую.

Потом они шли по дорожке обратно, и Алёна удивлялась странному ощущению, что держит за руку своего, бесконечно родного, человека. Какая-то странная необъяснимая химия крови превращала обыкновенное прикосновение в нечто глубоко личное, принадлежавшее только им двоим. Тим, наверное, чувствовал нечто похожее, такая улыбка у него была замечательная, добрая…

— Это у вас тут стоят эти… стеллараторы? — спросила Алёна, припомнив школьный учебник.

— Нет, — мотнул головой Тим. — Стеллараторы стараются использовать в безвоздушном пространстве. Там ущерб для экологии минимален, если вдруг что, по причине отсутствия экологии. У нас — два токамака и газотурбинный цех. И взорвётся всё это лет через двадцать, когда следить перестанут.

Алёна отметила странную манеру разговора: Тим объяснял про события отдалённого будущего так, будто они уже давно случились, и после этого прошло полвека. Но она не стала расспрашивать, а потом забыла.

У проходной они попрощались, и Тим сказал, что сам найдёт её, но только в поезде, отмахавшем изрядно километров вниз к Нижнему Городу Алёна вдруг поняла, что забыла дать Тиму адрес своего аккаунта в информе…

Вечер пах магнолией, ночной фиалкой и снова полынью. Сквозь открытые окна вливался прохладный воздух: ночью над городом прошёл ливневой дождь, умыв улицы и поникшую в последние жаркие дни зелень.

Алёна решала задачки на своём терминале. Отвертеться было нереально, мама пообещала перед сном просмотреть домашние задания. Сама она вытянулась в любимом кресле-качалке и барствовала, читая репринт бумажной книги. Бумажные книги были редкостью, стоили как крыло от шаттла, но у мамы была к ним какая-то, можно сказать, не вполне нормальная любовь. Она бережно собирала библиотеку, в которой хранились экземпляры, увидевшие свет ещё до космической эпохи Человечества, до основания Института, в такой тьме прожитых лет, что воображение пасовало, пытаясь представить жизнь тех людей в той эпохе…

На стене бормотал информ-канал, выведенный в режим проекции с маминого личного терминала. Шла передача, посвящённая изменению климата: год за годом всеобщее похолодание отвоёвывало новые позиции. С начала прошлого столетия в целом среднегодовая температура на планете понизилась на один градус Цельсия; каждое следующее десятилетие оказывалось неизменно холоднее предыдущего. Площадь поверхности арктических льдов увеличилась на треть, по сравнению с прошлым столетием.

Планета уверенно шла в сторону ледникового периода, который обещал быть жестоким и долгим.

Информ показывал Обскую губу Карского моря: завораживающее зрелище. Ледяные поля до горизонта, под синим колпаком неба. И тут же справкой шли кадры, каким было Карское море пятьдесят лет назад, сто лет назад, двести. Впечатляющая разница!

— Сто лет назад на побережье цвели яблоневые сады…

Красивая картинка из архивов. По-настоящему красивая! В те времена никто не верил в глобальное оледенение, хотя учёные уже били тревогу. Ну, что ж, прошло двести лет…

Ведущий рассказывал об экспериментальной делянке факультета прикладной генной инженерии растений: молодым учёным совместно с выпускниками биологического лицея номер семьдесят удалось адаптировать — разумеется, всего лишь частично! — паранорму пирокинеза к деревьям; плеваться огнём новые создания рук человеческих, разумеется, не стали, но они теперь могли согревать себя сами в зимний период, а в период активной вегетации легко переносили низкие температуры, смертельные для их немодифицированных собратьев.

Камера дала крупный план — небольшое деревце в розовой пене лепестков растёт буквально из сугроба, а вокруг него регистрируется «зонт» из тёплого, по сравнению с окружающей средой, воздуха. Алёна с изумлением узнавала научные термины, почерпнутые из списка литературы, полученного от Тима. Их в передаче, впрочем, было немного, как раз на том уровне, чтобы неподготовленный человек не потерял интереса.

— Доминанта Смеховой! — не удержалась Алёна от изумления. — Они что, совместили геном растения с человеческим?

Мама посмотрела поверх страниц своей книги. Долго смотрела, строго. Потом сказала:

— Вот, значит, куда, помимо сетевых игрушек, сливается оставшееся до аттестации время.

— Но, мам! — возмутилась Алёна. — Интересно же!

— Именно перед экзаменами интересно стало, — отметила мама. — Как будто ты их уже сдала и можешь теперь позволить себе развлекаться.

Алёна промолчала, возразить было нечем.

— На будущее: не связывайся с Институтскими профессорами. А то ты, смотрю, зачастила к одному такому на его лекции в Экспо… Смотри мне, не влипни.

— Во что? — прямо спросила Алёна.

— В контракт на развитие какой-нибудь новой генетической линии!

Алёна обдумала мамины слова. Спросила осторожно:

— А что плохого?

— А что хорошего? — вопросом на вопрос возразила мама. — Вот будет тебе счастье с искалеченным малышом, тогда как? Твоё ведь, твой ребёнок будет, и — всю жизнь под колпаком генетических лабораторий. Да, ради науки, ради прогресса. Но я бы не хотела, чтобы мой внук или внучка жили так.

— Я пока не собираюсь ребёнка, — уверенно сказала Алёна.

— Вот и славно, — кивнула мама, возвращаясь к книге. — Рано тебе ещё.

Экран под красивую музыку показывал ряды тонких розовых деревьев, доверчиво тянувших руки-веточки к пронзительному, даже на взгляд холодному, синему небу со злой монетой беспощадного белого солнца в зените.