Наталья Чернышева - Голоса прошлого [СИ]

– Как же ты в парусный спорт пришла? – спросила я. – На Радуаре ведь нет ни океанов, ни морей. А поселения вы предпочитаете строить в космосе...

– А я здесь уже пятый год живу, – объяснила Ляська. – У меня папа – хирург... его пригласили в здешний Реабилитационный Центр работать. Вот мы и переехали... Алан Шихрайон, вы должны знать его, Энн!

– Нет, – ответила я, – извини, не знаю. Целитель?

– Нет, натуральнорождённый... О, мы пришли. Осторожно, здесь надо спрыгнуть...

За скальным выступом оказалась небольшая уютная бухточка с песчаным пляжем. Волны неспешно набегали на берег, окрашивая песок в яркие оранжевые цвета. Недоступная океану суша сверкала на солнце желтоватой, с кварцевым отблеском, белизной. Скрипели под ногами водоросли, выброшенные штормами и ссохшиеся на солнце в большие неряшливые клубки. В глубине бухточки, по гладкой, серой с ржавыми подтёками, скале, стекала широкая лента воды, и над нею дрожали разноцветные радуги. Вода уходила в естественную чашу небольшого озерца, имевшего, как видно, подземный сток – речки, бегущей от водопада к океану, я не увидела. Бросила камешек в прозрачную толщу озерца, подсчитала время. Близость дна оказалась обманом. С поправкой на силу тяжести на Океании глубина получалась метра четыре, не меньше.

Мы развели костёр Как Надо. Ляська не уставала рассказывать детали и тонкости регаты; в испытания входили ночёвки на берегу, добывание пропитания и прочие прелести первобытной жизни. Систему оценивания успеха выдумали очень сложную: полно тонкостей и нюансов. Как костёр развести, например. Ляська показывала как, я с интересом смотрела.

Игры в первобытность всегда смешны тем, что это именно игры. Ты знаешь, что после церемонии закрытия вернёшься в тёплый уютный дом, примешь душ или ванну, переоденешься в чистое, включишь информ и будешь взахлёб делиться с приятелями и родственниками деталями своих похождений. Тебе невдомёк, каково это, ложиться спать голодным, точно зная, что и завтра кинуть в брюхо ничего существенного не получится. Слушать свист метели за пологом из шкур, закрывающим вход в пещеру. Разводить костёр как получается и там, где приходится, а не по правилам, соблюдая каждую запятую тех правил, иначе с общего зачёта баллы снимут. Прижигать рану головнёй, за неимением поблизости медицинского центра с хирургами высокой квалификации. Держать за руку температурящего ребёнка и гадать, доживёт ли он до утра... И так не день, не год и не два, безо всякой надежды на спасение.

Кит ловко нанизывал на шампура белое рыбье мясо. Я смотрела, как он двигается, и в памяти плавало смутное, но очень нехорошее узнавание. Лицом мальчишка весь на отца, здесь сомнений не было. Но в языке его тела сквозило нечто другое, принадлежащее кому– то другому. Кому?

Ляська взяла гитару. Играла она неплохо, но пела на радуарском русском, я этого языка не знала. Красивая мелодия, грустная, но совершенно непонятная...

Кит почувствовал моё внимание. Вскинул голову характерным движением... Я вспомнила! Образ пришёл из такого глубокого прошлого, я удивилась, что вообще хоть что– то помню оттуда. А потом поняла, что ничего другого из тех времён помнить не могла в принципе. Только это. Синее озеро под корнями гигантского дерева, ярко– розовые цветы на гладкой водной поверхности. Враг у тонких, резных перил, обернувшийся на звук моих шагов...

'А ведь ты – прямой потомок Шаттирема ак– лидана', – сказала я смотревшему на меня мальчику. – 'Забавно. Я думала, у него была всего одна дочь. А оказывается, есть ещё и вторая...'

У него дёрнулись руки, глаза стали бешеными:

'Ненавижу...'

– Энн, – вклинилась Ляська, – научите меня вот так разговаривать!

– Тебе лучше суггестофильм заказать, – посоветовала я. – Курс на семнадцать дней... В языке жестов около трёх тысяч устоявшихся фраз и до пятисот оттеночных элементов. У этих друзей, – кивнула я на Кита, – на жестовую речь генетическая память первого порядка, им проще. А ты без гипноза не разберёшься.

– Хорошо, так и сделаю, – пообещала Ляська. – А вы всё равно покажите, хоть немного! Самое простое!

Над рдеющими углями вился терпко пахнущий дымок. Рыба истекала соком, разнося по ветру дразнящий аромат. В холодной воде озера, спущенные на прочной верёвке, дожидались кувшины с квасом и слабым вином. Славный выйдет ужин...

– Смотри, – начала я объяснять. – Вот – приветствие... и будь внимательна, небрежная поспешность вполне способна превратить его в оскорбление...

– Ух, – выдохнула Ляська, когда я поправила ей пальцы как должно. – Ух!

Кит закатился беззвучным смехом. Неуклюжесть подруги, не знавшей специальных, нарочно для жестовой речи созданных упражнений для рук, и впрямь выглядела смешно. Но Ляська училась быстро. Очень быстро. Довольно скоро она сумела сложить простую фразу, и понять ответ Кита.

– Тренируйся, будет получаться лучше, – сказала я. – Ты молодец...

У меня не было времени на семнадцатидневный курс. Капитан Великова открыла мне канал через инфосферу, науку я восприняла за несколько спрессованных информационным потоком минут. Но обеспечить должной гибкостью пальцы полученное взаймы знание не помогло. Изначально задача ставилась на понимание, а возможность научиться вести разговор на равных оставлялась на моё усмотрение. Что ж, многолетние свирепые тренировки себя оправдали: знание жестовой речи спасло мне жизнь в конечном итоге. Хотя, принимая решение не останавливаться на полпути, я не могла предвидеть последствий. Просто интуитивно почувствовала: надо. Нравится или не нравится, надо. И всё.

Я объясняла Ляське тонкости великосветского разговора. И упустила ухмылочку Кита. Он давно уже нехорошо ухмылялся, но я умудрилась упустить. Увлеклась обучающим моментом. Прохлопала ушами, как сказала бы Ванесса.

– А вот этот жест ты, Ляся, никому и никогда не показывай, – сказала я медленно, с трудом усмиряя внезапно выхлестнувшее бешенство.

Мальчишка снова ухмыльнулся. Гадёныш. Я выбросила руку, ухватила его за ухо и сжала пальцы:

– Болван. Кого и чему ты учишь? Подумай о матери, неполноценный. Каково ей пришлось, чтобы сохранить жизнь тебе, идиоту! И ради чего? Чтобы ты, недоумок, здесь выделывался как говно на лопате?

– Энн, отпустите его!– испуганно вскрикнула Ляська.

Я выпустила ухо. Кит сразу прижал его обеими ладонями. Смотрел на меня бешено, ну– ну.

– Ты, кажется, считаешь себя мужчиной, способным поднять семейный Долг, – добила я. – Вот и будь мужчиной, а не избалованным дерьмецом!

Он вскочил. Пнул мангал, рыба опрокинулась в костёр, угли гневно зашипели, выбрасывая в вечерний воздух чад от горящей органики.

– Кит!– крикнула Ляська. – Ты чего? Ты куда?!