Рина Гиппиус - Чужая здесь, не своя там. Дилогия [СИ]

Пока я втягивалась в работу совета, разговор со Стейниром отошёл на второй план. Но и дальше его откладывать было уже нельзя.

Мы встретились в так полюбившейся мне чайной.

Первое, что спросил Стейнир было:

— Как ваша рука?

— Спасибо, хорошо.

И оба замолчали.

Я заметно нервничала и конезаводчик это заметил. Пока делали заказ, я собиралась с мыслями.

Наконец, не выдержал сам Стейнир.

— У вас что-то случилось?

— Нет! То есть да… Не совсем… — Я отпила принесенный чай и произнесла: — А расскажите о своей семье?

Стейнир, как мне показалось, несколько растерялся.

— Вам это действительно интересно?

— А разве может быть иначе.

Он кивнул. Растерянность сменилась каким-то ожесточённым выражением, что я почти пожалела о вопросе.

— Мой отец потомственный военный, маг, в войне с Вадомой практически не участвующий по причине ранения, полученного в первую же неделю боев. Обошлось, правда, без зогвура. Мать — представительница древнего дворянского рода. Как и положено — дар у неё был заблокирован, что, разумеется, не помешало родить весьма одаренного в магическом плане моего старшего брата. Он также пошёл по стопам отца — стал военным. Родители им очень гордились. Впрочем, родительской протекцией он никогда не пользовался и всего достиг сам. Достиг бы и большего, если бы не погиб…

Казалось, ещё чуть-чуть и ложечка в его руке переломится.

— А как же вы?.. — осторожно поинтересовалась я.

— В смысле? — Стейнир был удивлён.

— Вы ничего не сказали о том, как у вас все складывалось с родителями.

— Не очень-то и вежливый вопрос. — Он позволил себе скупую улыбку. — Но вам простительно. Неужели вы так и не поняли, что отношения с родителями у меня никак не складывались?

«— И вам спасибо, эдел Стейнир. — Он покачал головой. — эд Стейнир, — исправилась я.»

— Прошу прощения в таком случае. Раз затронула неприятную для вас тему.

— Вы имеете право знать, — веско заявил Стейнир. — Ну а я уже не в том возрасте, чтобы трепетно оберегать подростковые обиды.

— Из-за слабого дара?

— Ладно бы, если слабого — они бы ещё смирились. Просто не тот… Будто это был мой выбор. Впрочем, если бы я даже сам выбирал, не смог бы и лучше найти. Меня все устраивает: я занимаюсь любимым делом, оно приносит мне неплохой доход. Почти все, что нужно для счастья. К сожалению, родители были со мной не согласны. Я ушёл из семьи, отказался от рода… Спустя десять лет понимаю, что излишне погорячился. Но тогда… Я также переживал потерю брата, может быть даже больше, чем они. А родители… Они словно и меня похоронили. «Жаль, что ты не сможешь продолжить нашу династию.»

— Мне очень жаль. — Я даже решилась положить свою руку поверх его и слегка сжать.

— Сейчас я уже с ними даже общаюсь. Вот, с праздниками поздравлял. А было время, когда несколько лет подряд и словом не перекинулся.

Для меня, человека лишенного родителей столько лет, было слышать это несколько странно. Впрочем, это выбор каждого…

— У меня тоже все непросто с родителями. — Я посмотрела на наши переплетенные руки и нехотя освободила свою. — Дело в том, что…

Вокруг нас ходили люди, сидели за столиками, смеялись, грустили… А я решалась рассказать главную трагедию своей жизни.

— Наверно мне стоит потребовать с вас обещание, что вы не будете судить сгоряча, что вы не отвернетесь от меня после моего рассказа. Но не буду.

Стейнир не перебивал меня. Он слушал мое признание молча, все сильнее хмурясь и мрачнея.

— Дело в том, что отец у меня тоже военный. Вот только воевал он на стороне Вадомы. — Краем глаза я видела, как напрягся конезаводчик, но продолжала, стараясь не отвлекаться на него. — Вадома проиграла и я оказалась здесь в качестве заложницы. Семья наместника взяла меня к себе по договоренности. Как и я, еще около пары сотен детей были размещенных в разных семьях. Об этом долго не распространялись, но сейчас, когда эти дети уже выросли, особой тайны не делают. Я не знаю как сложилось у остальных все в жизни, кроме моего дринского соседа. Для него переезд в Адарию оказался счастливым. Он-то не пожелал. А я…

Слезы не текли, но горло словно в тисках зажали и слова вырывались с хрипом, еле слышно. Я знала, что тут, в людном месте я сдержусь, не разревусь и смогу высказаться, поэтому и выбрала его. Дам волю эмоциям лишь когда приду домой.

— Наместник принял меня в семью, дал все, что нужно, воспитывал наравне со своими детьми. У него были еще воспитанники — дети друзей, которые погибли на войне. Между нами не делались различия. За что я Ровенийским благодарна буду всю жизнь. Но все же… у меня есть семья. Для Адарии они преступники, для меня — родные люди, от которых я не могу отказаться.

Стейнир оперся локтями о стол, а подбородок положил на сжатые вместе ладони. Он не смотрел на меня — взгляд его был направлен на стол.

Я замолчала и ждала, что он ответит мне, но он молчал. Тишина между нами была столь тягостной, словно меня вбивают в пол, втаптывают в землю, закидывают булыжниками.

— Спасибо, что рассказали, — наконец произнес Стейенир. Я замерла, как мне казалось, на краю бездны, готовой меня уже поглотить. — Я не знаю, что на это ответить. — Он развел руками. — Дети не в ответе за поступки своих родителей, я все понимаю… Но отделить вас, от вашей семьи, от вашего отца, который убивал наших солдат, может быть убил моего брата… Не хочу даже предполагать такое… Я не могу вас отделить от этого… Пока что. Мне нужно время подумать.

Прощания не было — он расплатился по счету и ушел. Остывший чай я допивала в одиночестве.

Я запретила себе переживать, грустить. Огромное количество дел, друзья, с которыми нужно было срочно встретиться — мне было чем заняться, лишь бы не одолевали мысли о том, что Стейнир так и не объявился.

Весна пришла слишком быстро. Казалось, будто снег растаял вмиг, солнце светило нещадно, раздев всех до легких плащей, раскрасив улыбками.

Мастер ворвался к нам в дом темным вихрем. Он был во всем черном, только светло-серая рубашка оттеняла его глаза.

— Что случилось?

Он ничего не ответил и молча протянул мне конверт. Хороших новостей я уже, понятное дело, не ждала, но то, что я там прочла…

— Как это произошло?

Мастер прикрыл глаза и, не глядя, упал в кресло. Казалось, он не услышал мой вопрос. Но рассказ свой начал, правда, издалека.

— Хильна почему-то всегда считала, что с ней ничего не может случиться. Я просил ее обновить охранки в ее лавке, но она отмахнулась. Тогда я сам, втайне, сделал это. Она устроила мне безобразный скандал. Еще бы — посягаю на ее независимость. Глупости какие… — Он потер осунувшееся лицо. — Через неделю я все вернул, но тщательнее замаскировал — она ничего не сказала. То ли не заметила, то ли смирилась. Но вот носить охранные амулеты, сделанные мной, она все равно не стала… Думала и сама в случае чего справится. — Он зажмурился. Я будто даже слышала, как мастер скрипит зубами в тихой, яростной муке. — Не справилась. И что этим подонкам понадобилось в обычной лавке, где толком ничем и разжиться нельзя?.. Я найду их, уничтожу, сотру!