Юлия Васильева - Волшебство обмана

— Значит, он хотя бы переломы лечить умеет? — шепотом спросила я у Ратко.

— Не совсем, — смутился великан и перешел на еще более тихий шепот. — Собирает, вправляет и бинтует лекарь, а Весень помогает их сращивать… но не за один раз, конечно.

Мне показалось, что целитель все-таки нас услышал, потому что кожа его вновь приобрела розоватый оттенок. Не успела я поинтересоваться, сколько сеансов и денег необходимо, чтобы срастить перелом, как где-то на соседней улице послышались крики. Звуки были пугающими.

— Что это?

Парни тоже как по команде повернулись к источнику шума, а затем поспешили вперед. Навстречу нам уже бежала девочка-подросток, бледная, с широко раскрытыми от ужаса глазами. А за ней дородная тетка, прижимающая руку к сердцу.

— Что? Куда? — наперебой спрашивали волшебники, поравнявшись с девушкой, но та лишь отмахнулась и припустила дальше по улице.

Зато остановилась тетка, видимо наконец-то поняв, что такие скорости и дистанции уже не для нее.

— Потап руку себе… руку себе… отрубил! За лекарем… бегите… — сквозь сбивчивое дыхание сообщила она и затем сразу же без перехода ударилась в слезы.

— Какой двор? Показывай! — рявкнул на нее Ратко.

Сил у тетки осталось только на то, чтобы мотнуть головой в нужном направлении. А дальше проводник нам был уже не нужен — крики пострадавшего и всех пытавшихся оказать ему помощь были слышны издалека.

Ворота во двор оказались открыты нараспашку. Там по снегу метались испуганные красные следы, и чем дальше, тем больше их становилось. Виновник суматохи уже не кричал, сознание пощадило и оставило его. Зато кричали все вокруг: плакали дети, причитали женщины. Лишь один мужик оказался достаточно хладнокровным, чтобы попытаться оказать помощь пострадавшему. Он старался зажать обрубок какой-то тряпицей, уже насквозь мокрой от крови.

По старой привычке я приготовилась кинуться в бой: приказать поднять кровоточившую руку над головой владельца, отобрать у Леля ремень, наложить жгут… Но Весень успел раньше меня. Он вырвал пропитанную кровью тряпку у опешившего мужика и раскрыл обрубок руки несчастного. Одного прикосновения волшебника оказалось достаточно, чтобы кровотечение постепенно унялось.

— Ратко, мне нужен огонь, — подозвал целитель приятеля.

— Что вы собрались делать?! — пораженная внезапной догадкой, воскликнула я.

— Прижечь рану, — буркнул Весень. — Отойди, не мешай.

— Совсем себе мозги отморозили, волшебники хреновы?! — заорала я на парней (которые даже отшатнулись от столь радикальной смены лексикона). Затем повернулась к родственникам пострадавшего. — Где рука?!

Отрубленная конечность обнаружилась тут же, рядом с отброшенным топором. Ее протянули мне брезгливо, но вместе с тем благоговейно. Вопросы о том, как произошло несчастье, можно было оставить на потом.

— Не мне, ему! — безапелляционно указала я на Весеня.

Целитель замахал руками, пытаясь отказаться от подношения.

— Бери! — прорычала я. — Бери, очищай и приживляй! Срез ровный — у него еще есть шанс!

И если у пострадавшего был шанс, то у Весеня отвертеться от этой сомнительной процедуры — уже нет. Услышав мое заявление, люди вокруг оживились. Теперь волшебник мог уйти отсюда, только попытавшись приживить конечность, иначе пришлось бы убегать, спасая свои от того же топора.

Я не была уверена, что у него получится, но точно знала: подобная операция вполне по силам хорошему хирургу. Так почему целитель должен быть хуже?

— Если он умрет от дурной крови, в этом будешь виновата ты, — процедил Весень сквозь зубы и брезгливо взял отрубленную кисть.

— Это называется заражением, — со знанием дела ответила я. — Чем больше ты тянешь…

— Заткнись!

Я заткнулась. Действительно, совсем не время, чтобы блистать познаниями в медицине.

Кисть, по счастью, отлетела в свежий снег и на первый взгляд была чистой. Весень повертел ее перед глазами и то ли погладил, то ли ощупал срез. Видимых изменений после этого действия не последовало, но почему-то кожа у меня покрылась мурашками.

— Красное с красным, желтое с желтым, белое с белым, — тихо, как заклинание, шептала я присказку знакомого хирурга.

Знаю, Весень все прекрасно слышал, только виду не подал. Он медленно присоединил отрубленную конечность к тому месту, где она должна была быть, немного сдвинул, словно выбирая абсолютно правильное положение. По его бледным до голубизны вискам ручейками тек пот, губа была прокушена от слишком сильного сосредоточения и кровоточила. Вокруг висела абсолютная тишина: никто не осмеливался даже дышать. На секунду мне стало жаль паренька. Но он должен был понимать меру ответственности, которая кроется за званием целителя.

Я стояла очень близко, и поэтому мне удалось заметить маленький серебряный огонек, что проскочил на месте среза. В этот момент Весень вздохнул и расслабился. Кажется, только теперь целитель поверил, что все кончится хорошо. Через несколько тягостных минут волшебник аккуратно опустил покалеченную руку пациента (конечность не выглядела здоровой, но, по крайней мере, была целой) и поднял голову, чтобы посмотреть на собравшихся вокруг.

— Пусть сутки проведет в покое. Руку перебинтуйте, но двигать ею пока нельзя. Я завтра приду проверить, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— И лекаря пусть все же позовут, больному нужно какое-то питье против воспаления и после потери крови, — добавила я.

Весень посмотрел на меня волком, но снова ничего не сказал, просто встал и пошел прочь от толпы. Мне показалось, что он стал еще худее и еще бледнее, чем был.

Ратко и Лель хотели пойти за ним, но, повинуясь инстинкту, я преградила им путь.

— Лучше помогите перенести больного в дом. Я его догоню.

Не знаю, почему они меня послушались, но вслед за целителем побежала я одна — как раз вовремя, чтобы заметить его фигуру, скрывшуюся за дверью одной из дворовых построек. И это была вовсе не маленькая будочка с вырезанным окошком наверху (вполне объяснимое укрытие после пережитых волнений). Но что ему делать в сарае?

Я осторожно заглянула внутрь. Волшебник стоял посредине небольшого помещения и дышал так тяжело и прерывисто, будто пытался и не мог набрать достаточно воздуха в легкие. Взгляд его был прикован к хищному лезвию косы, оставленной здесь до лета вместе с остальными инструментами.

— Не смей! — приказала я, заходя в сарай.

— Ты не понимаешь, я мог лишить его руки! — Весень все еще задыхался.

— Он и так ее почти лишился… — Мне пришлось приложить усилие, чтобы смягчить тон. — Имей в виду, если ты сделаешь хоть одно неверное движение, я позову Олега.

— Напугала!

— А разве нет?

«Ты ведь больше всего на свете боишься, что кто-нибудь узнает, что ты не так спокоен, не так хладнокровен и не так искусен, как хочешь казаться», — могла бы сказать я. Но это бы вконец разрушило мою пошатнувшуюся легенду.