Полина Гриневич - Цветок с пятью лепестками

Тело хранительницы становилась все тяжелее, и Эстер чувствовала, что еще секунда, и она не сможет ее удержать. В помутившемся сознании осталась только одна мысль, и она закричала изовсех сил:

— Помогите!

Сильные руки поддержали ее, и одновременно девушка почувствовала, что навалившийся ей на грудь груз исчез. Знакомый голос мягко произнес за спиной:

— Успокойся! Все закончилось.

Эти слова подействовали. Словно эхо, они стучали в висках. “Все закончилось, все закончилось. Что?”

Эстер разжала руки и позволила забрать тело Фаррин. Из объятий Бахмана постепенно начало проникать тепло, и она осознала, как замерзла. Тень по-прежнему накрывала отверстие в куполе, и холод вокруг был нестерпимый. Мороз, который сковал не только тело, но и сердце, и душу. “Почему мне так холодно?” Колдунья начала дрожать, и мужчина сжал объятия сильнее, а потом развернул девушку, и она смогла укрыть голову у него на груди.

— Холодно. Очень холодно.

Эти слова Эстер произнесла с огромным трудом, едва сумев разжать зубы. Дрожь пробивала ее до самых кончиков пальцев и, казалось, она уже превратилась в ледяную глыбу, и только тепло мужчины не давало окончательно заледенеть крови в ее жилах. Тепло, жизнь проникали в кровь медленно, незаметно, словно расталкивая, раздвигая огромные льдины, такие, которые она однажды увидела там, на севере, на огромной реке. Льдины медленно отходили в стороны, исчезали и таяли во тьме. А тепло пробивалось все дальше и становилось сильнее и сильнее. Огонь, это тепло искало внутренний огонь. Ее огонь.

Голос Арги донесся из страшного далека.

— Она еще жива.

Эстер вздрогнула и поняла, что она должна покинуть эти объятья. Ее служение не закончилось, несмотря ни на что. “Может быть, Бахман не отпустит?” Но не стала ждать и попробовала развести его руки. Слабая попытка, но все-таки попытка. Он сжал ее еще сильнее, но затем отпустил. Она отступила с сожалением, немного разочарованная этим примером мужского непонимания.“Не закончилось и, может быть, есть шанс”.

Фаррин лежала на боку, положив голову на колени сидящей на полу телохранительницы. Глаза ее были широко открыты и уже подернуты поволокой. Смерть держала за руку ту, которая совсем недавно гордо называла себя воплощением богини. На бледных губах застыла улыбка, а взгляд, взгляд был устремлен на Эстер. В этом взгляде не было надежды, только ожидание.

Эстер упала на колени и потянулась к своей зеленой стихии. Привычного чувства не было, не было практически совсем. Эхо, отдаленное эхо где-то в страшной глубине, и больше ничего. Она понимала, что лежащая перед ней доживала последние минуты, и ничего не могла сделать. Она была пуста, опустошена этой женщиной или силой храма с ее помощью, что, впрочем, было одно и тоже. Невозможность сделать то, что она должна была бы сделать обязательно для любого, заставила Эстер наконец понять, что это действительно окончание чего-то в ее жизни. Чего-то, что она лишается здесь, в это мгновение. Слезы текли из глаз, и она не пыталась их удержать. Девушка глотала эту соленую влагу и старалась, старалась найти в себе хотя бы каплю и остановить неизбежное.

Фаррин еле заметно покачала головой и разомкнула губы. Вдох и еле заметное движение руки. Эстер наклонилась и постаралась разобрать, что пыталась сказать умирающая повелительница магов.

— Немного смешно. Богиня шутит. Но это вернется, вернется… Я не смогла дойти до конца, ты сильная девочка.

Хранительница затихла и закрыла глаза. Грудь ее медленно вздымалась и опадала. Несколько секунд она молчала, а потом собралась с силами и прошептала так, что услышать ее могла уже только Эстер, склонившаяся к самым прикушенным губам.

— Цветок… твой, очень красивый. Очень нежный. И тот, другой. — и спустя секунду. — Прости… Не смогла… От вечности устаешь.

Солнце пробилось сквозь тучи, и его лучи вновь осветили середину храма. В свете лучей игра страстей навсегда замерла в той, которая захотела изменить течение жизни. Эстер смотрела в застывшее лицо Фаррин и старалась не думать, что могли означать ее слова. Она не хотела думать ни о чем. Девушка нащупала руку мужа и с его помощью поднялась на ноги. Вокруг молча стояли знакомые и незнакомые ей люди. Азарат держала близняшек за руки, и их черные глаза были подобны бездне, открывшейся ей. Теперь она должна была воплощать в жизнь их надежды. Больше некому. Теперь хранительница — она. Она обрела то, о чем мечтали все вокруг.

— Смешные, смешные и глупые!

Человек в капюшоне приблизился еще на несколько шагов. Теперь Кира почувствовала исходящую от него силу. Когда-то она уже видело такое: линии, узлы, пересекающие все пространство вокруг. Он словно паук ткал эту паутину, только эти незаметные для других нити были неизмеримо крепче. И те, кто был на другом конце, держались за них изо всех сил.

— Сколько лет я жду, что здесь окажется та, с которой все началось. Готовлюсь, набираюсь сил, учу, воспитываю, а ее все нет, и нет. А вместо нее ничтожества, которые только забирают мое время. Обман, один обман. Сколько лет Маттео, сколько лет вы ищете!

Иезуит отказался от бесплотных попыток как-то укрыть Уршулу и обернулся. Он осенил себя крестным знамением.

— Дьявол. Ты дьявол, пробравшийся в наши ряды. Но тебе не уйти.

Рикардо расхохотался.

— Я дьявол? Нет. Впрочем, называй меня как хочешь. И я никуда не собираюсь уходить. И вы никуда не уйдете. Вы останетесь здесь навсегда. В этом виноват ты — идиот! Твой несчастный орден создан только с одной целью — помогать мне. Мне!

Темные жгуты обвили Маттео, и он схватился за голову. Пиджак, которым он безуспешно пытался укрыть девушку, выскользнул у него из рук, и мужчина опустился на колени у ее ног.

Кире показалось, что тело Уршулы дрогнуло. Видимо, это не ускользнуло и от инквизитора. По залу словно пронесся еле слышный шепот, легкий ветерок. И все вновь утихло.

Она замерла. Ряды черных истуканов, желающих получить от несчастной Ули и от нее кусочек, маленькую часть чего? Того же, что обрела Кира совсем недавно? Той радости, которой она делилась с окружающими? Они хотят забрать у нее ее цвета? Хотят не дать больше делиться ими с окружающим миром?

Кира не так давно стала понимать, что ей дано, но старалась защищать эту часть себя. Защищать себя, но каким-то образом получалось, что она помогала спасти часть себя другим людям. А этот, чего он хочет? Отомстить или просто пожрать их всех?

Камень на пальце зажегся холодным мерцанием. Стихия бушевала в этом зале, черная стихия множества многих. Пока она не была направлена против нее, но потом, потом обязательно устремится к ней, чтобы также заморозить и опустошить.