Полина Гриневич - Портрет девушки в черном цвете

— Теперь держи ее двумя руками и ничего не бойся.

Женщины и мужчины уже спускались с возвышения и не спеша направлялись к ней.

Все они встали вокруг нее по кругу, словно заняв свои места в придуманной кем-то необычной схеме. Пять лучей с пяти сторон, еще один пятиконечный символ. И в центре была она.

Девушка заметила, какими сосредоточенными, одухотворенными стали лица. По спине побежали мурашки.

— Не бойся, Амита. Сейчас!

Девушка увидела, как из чаши вдруг начался подниматься небольшой дымок, Секунда и он уже закрутился как вихрь, секунда и вдруг она увидела что это огонь вращается в необыкновенном круговороте. Она хотела отпустить, бросить чашу и не могла. Это было необыкновенно страшно и страшно необыкновенно, ее руки не подчинялись ей и крепко сжимали чашу, над которой все выше поднимался необыкновенный смерч.

Ей вдруг показалось, что пламя вырвалось из чаши и заметалось по залу, проникая в людей, в стены и даже в нее, Амиту, выжигая все внутри дотла. Но это была конечно иллюзия, не могло же пламя ежесекундно менять свой цвет с красного на желтый, а с синего на зеленый.

Наконец все стихло. Окружающие ее люди вернулись на свои места. Она держала чашу, которая совершенно не нагрелась от огня, пылающего в ней, казалось несколько секунд назад.

— Возьми камень. Чаша тебе больше не нужна.

Женщина, которая привлекла ее внимание в самом начале церемонии уже спустилась с возвышения. Она шла неторопливо и гордо, мягко переступая по каменным плитам.

“Она здесь главная?” В городе женщины не принимали участия в решении серьезных вопросов и то что эта молодая, а может не молодая женщина так решительно распоряжалась здесь, среди всех чудес, не могло не удивлять девушку.

Во всяком случае испуг, вызванный пламенем, постепенно покинул ее. Она передала еще одной женщине с перстнем чашу и достала оттуда камень. Он был почти прозрачен и легок, почти невесом. Блики света пробегали по острым граням, звездочками играли внутри. Сначала она только слегка коснулась кристалла, боясь обжечься. Но в камне совсем не чувствовалось тепла, словно огонь горевший в чаше вообще не касался его. Потом сложила свои маленькие ладошки и камень скрылся в них, стал невидим для всех. Держать его было очень приятно и она вдруг, совершенно неожиданно для себя поднесла сложенные руки к губам.

— Не спеши. Он еще не готов. И ты тоже. Протяни руки.

Амита вытянула руки вперед, по-прежнему пряча камень в ладонях. Колдунья накрыла ее ручки своими и девушка вдруг почувствовала странную пульсацию, распространяющуюся от этого рукопожатия, а может прямо от камня, через все ее тело, прямо к сердцу, которое лихорадочно забилось подчиняясь этому ритму.

— Скажи мне девушка, о чем ты мечтаешь. Что ты хотела бы получить от жизни. К чему ты стремишься? Чего бы ты загадала, зная наверняка что твое желание исполнится.

Она задумалась буквально на секунду. Что она видела в этом мире, что было для нее самым важным? Нет, разве могли быть сомнения.

Амита подняла глаза. Женщина внимательно смотрела на нее ожидая ответа так, как будто от него зависела не только ее судьба, но и всех присутствующих. Вокруг них словно потемнело, как будто лучи солнечного света не могли пробиться или даже избегали этого места. “Я не отведу взгляд, колдунья.”

— Я хочу любви! Необыкновенной!

Стоящая перед ней женщина облегченно вздохнула. Она сжала руки и шагнувшие из-за спины мужчины одновременно полоснули кривыми ножами по запястьям девушки. Кровь брызнула фонтаном и залила и ладони и камень.

В глазах у Амины потемнело, она покачнулась. Темная волна покатилась от сплетения пальцев, от холодеющих ладоней выше и выше, сознание помутилось, но сильные руки поддержали и не позволили ей упасть. В голове ударом колокола прозвучали слова колдуньи.

— Обязательно сбудется.

Камень в руках отозвался и она, непонятным образом услышала его. “Да, так и будет.” Перед затянутыми темной пеленой глазами девушки промелькнуло чье-то лицо, черные глаза. И все погасло.

Чужое воспоминание. Знание которое открылось от одного прикосновения. Ей и той что нашла у нее временное пристанище. Черные глаза. Грустное чудо.

Кира выбралась из постели. На этот раз она уже была пуста, хотя еще хранила тепло его тела. Милан не стал ее будить, потихоньку собрался и вышел. Жаль…

За окном было уже совсем светло. Последний день лета обещал быть солнечным и теплым. Последний день.

Она подошла к шкафу куда вчера выгрузила ворох одежды. Что одеть? Почему-то ей показалось важным как она будет выглядеть в момент встречи. Нет, ее любимый зеленый сегодня не понадобится. Она старалась верить в это изо всех сил.

Платье было одно, конечно черное, с юбкой годе до колен и с короткими рукавами. На все случаи жизни, как раз подойдет. На все случаи. Одевшись, она долго смотрела в зеркало. Чуть чуть подчеркнуть глаза. “Потом надо будет все-таки постараться и убедить Ингу написать мой портрет”.

Она прислушалась, улыбнулась и повернулась к двери. Раздался осторожный стук, и через секунду заглянул Милан. В руках он держал две маленькие кофейные чашечки.

— Ты уже? Я думаю, не помешает. Черный, как ты любишь.

Маарра, 11 декабря 1098 года.

Генрих опустил меч. Казалось, шум битвы, крики за спиной, крики внизу на улице, топот ног, треск огня, все исчезло. Только тонкие пальцы с обломанными ногтями, между которыми прорывался черный блеск и глаза, такие же черные, но живые. В глубине этих чуть раскосых глаз он увидел… нетерпение?

— Я хочу, хотел… Я желаю твоей любви… Навсегда.

Возможно он хотел произнести что-то совсем другое, просто машинально повторил то что можно было разобрать в неуловимом движении ее губ.

Девушка протянула ему руку. Он поспешно скинул латную перчатку и протянул свою навстречу. Рука незнакомки была маленькая, теплая и сильная.

— Да, пускай так будет. Навсегда.

Генрих вдруг почувствовал легкое прикосновение холода, словно внезапный порыв морозного ветра. Но девушка не позволила ему отвлечься ни на секунду.

— Здесь, в этом мире будет лучше, если ты будешь называть меня более привычным для людей и служителей твоего бога именем.

Она слегка задумалась и вдруг мечтательно улыбнулась.

— Марлена. Скажи рыцарь, тебе оно нравится? Любимая. Мне нравится это имя. А прежнее я сохраню только для себя.

Утром, когда грабеж города еще продолжался, небольшой отряд крестоносцев покинул умирающую Маарру и отправился в сторону Антиохии. Лошади осторожно ступали среди трупов и разбросанных на улице нехитрых пожитков несчастных обитателей городка. Генрих вез в новую столицу письма Боэмунда Тарентского. Дальнейший его путь лежал к папе Урбану, в Италию.