Кира Измайлова - Старое платье королевы [litres]

– А мне он ни слова не сказал!..

– Правильно, я ведь запретил.

– Я ему это припомню… – пробормотала я, но отвлекаться не стала. – Слышала, кроме Эда, в рядах этих… как их… Безымянных хватает смутьянов из благородных семей?

– Да, сударыня, именно так – предостаточно отпрысков знатных фамилий. Младших в большинстве своем. И не тратьте слов понапрасну: все, кто попал нам в руки, уже допрошены и дали показания. Данкир и другие маги уверяют, что околдован был только Эд и еще двое-трое зачинщиков. Остальные поддались их убеждению, болваны!

– Но почему?..

– Не догадываетесь?

Одо обошел массивный стол для совещаний и сел в кресло. Они предназначались для свитских дам, поэтому мне в моем пышном платье тоже хватило места в кресле напротив. По привычке я скинула туфли и подобрала под себя ноги – все равно под юбкой не видно, это ведь не мое куцее старое платьишко…

– Не совсем. Как-то странно: мне казалось, молодые дворяне, напротив, должны… ну…

– Поклоняться юной королеве? – правильно понял меня Одо. – Ну что вы так краснеете?

– Будто я нарочно…

– А, вы решили, что я опять напомню о дурацких романах? Нет, на этот раз не стану: вы совершенно правы – многие молодые люди носят ваш портрет у сердца и выбирают спутниц жизни, чем-то похожих на ее величество Дагну-Эвлору. И им везет, если не характером, – бросил канцлер в сторону, и я невольно улыбнулась. – Но речь о других юношах. Догадаетесь, каких именно?

Голова варила неважно после долгих переговоров, но я все-таки напряглась и вспомнила, о чем сама говорила когда-то, кажется – давным-давно, а на самом деле… Ведь и года не прошло!

– Те, кому выгодно, так?

– Точно так, сударыня. Развейте мысль, будьте любезны.

– Эти молодые люди каким-то образом связаны с претендентами на трон Дагнары, а может, сами ими являются, – без запинки ответила я. Тут уже гадать не приходилось. – Может быть, дальние родственники хотя бы и по женской линии, может, те, кто надеется взять в жены сестру или дочь будущего правителя. Не меня, нет – разве вы подпустите такого кандидата? А значит… значит, я была и остаюсь помехой. И вы тем более, но вы… Простите, Одо, вы уже даже не регент, просто канцлер, и титул у вас… не самый громкий, влиятельной семьи за спиной нет, поэтому, случись что, от вас избавятся без колебаний, пускай даже в вас тоже течет капля королевской крови…

Молчание было тяжелым и каким-то… плотным, хоть ножом режь. Наконец Одо сказал:

– Все именно так. Вы молодец – быстро учитесь мыслить, как подобает королеве. До совершенства вам еще далеко, ну да какие ваши годы…

– Я могу и не дожить до старости. Даже скорее всего не доживу, если… если мы не избавимся от этих заговорщиков! Но, Одо, я не представляю, как это сделать, чтобы не осталось слухов, чтобы еще кто-то не начал болтать, будто я… не та… Почему они вообще твердят об этом, а не просто обвиняют меня в приверженности Безымянной?!

– У мэтра Оллена спросите, – желчно ответил Одо. – Я никогда не был в состоянии оценить полет его мысли. Вероятно, он полагал, что сочетание двух факторов даст больший результат. Ну а после его исчезновения новоиспеченные адепты переиначили все на свой лад. Поскольку же все они примерно одного положения и воспитания, то версия вышла относительно непротиворечивой. Вот если бы в их ряды затесался матросик с океанского парохода или хотя бы дрессировщик из Лугры – тогда я полюбовался бы результатом…

– Какой еще дрессировщик? – не поняла я.

– Протеже графини Эттари, мальчик с собакой.

– О!.. Да, он или хотя бы Бим. Молчу уж о Боммарде.

– С легкой руки того мальчика его иначе как док-Бомом и не называют, – сообщил Одо и… клянусь, едва заметно улыбнулся. Самой обычной улыбкой, какая и раньше нечасто мелькала на его лице, а теперь и подавно. – Но он не возражает. Кажется, они с Норинцем совершенно счастливы, разгребая грязь, проводя ампутации в условиях полной антисанитарии и наводя эту самую санитарию там, куда сумеют дотянуться.

Он умолк, я тоже не подавала голоса, и, честное слово, так хорошо было немного помолчать наедине, без всех этих придворных! Может, Данкир подслушивал, но хотя бы на глаза не показывался…

– Что прикажете делать с задержанными? – спросил вдруг Одо. – Учтите, ситуация осложнена тем, что многие из них – родственники наших министров или хотя бы их супруг, пускай и не самые близкие.

– Хотите сказать, за них будут ходатайствовать?

– Непременно. Но я все равно настаиваю на виселице.

– Одо!..

– Шучу. Кто же вешает потомственных дворян? Расстрел, разумеется. Могу исполнить приговор лично – рука не дрогнет.

– Мне не нравятся ваши нынешние шутки, – после паузы выговорила я.

– Может, потому, что я вовсе не шучу? Нельзя оставлять эту заразу. Расползется как плесень – не вытравишь!

Я молчала. Потом спустила босые ноги на пол и встала перед Одо.

– Это очень просто – взять и застрелить. Но что толку? Мы только обозлим их родню, и уже не плесень, а… сель, как в Лугре, или снежный ком покатится дальше. Газетчики сочинят что-нибудь о невинно убиенных мальчиках, о кровавом режиме, о том, что королева – марионетка в руках канцлера…

– И что вы предлагаете? – Одо тоже встал. Он никогда не сидел в присутствии стоящей женщины, не важно, высокородной или простолюдинки.

– Отправьте их в Лугру, – мстительно сказала я. – Пусть своими глазами посмотрят, что там происходит, и убедятся, бутафория ли это! Сдайте Норинцу – думаю, он с ними совладает. И направьте на самые грязные работы – вдруг что-нибудь дойдет? Надо же, взять и казнить… А работать кто будет? Нет уж, пускай намозолят руки, тогда, быть может, я с ними поговорю… Только пусть Данкир на них какие-нибудь магические кандалы навесит, чтобы не удрали.

– Это уж само собой. Но как быть с Эдом? Он наиболее непредсказуем.

– Данкир не может его… ну… расколдовать?

– Говорит, что не может. Да и не осталось уже следов заклятия, это в голове у него что-то перемкнуло. Возможно, Оллен слишком сильно… хм… воздействовал.

– Значит… – Я вспомнила, как Эд наваливался на меня всем телом, жарко дышал в лицо, хватал, и передернулась. – Придется им пожертвовать. Пусть он будет главой этой, с позволения сказать, организации.

– А мотив? – сощурился Одо.

– Банальный: ревность. Когда-то давно, в детстве, он решил, что Эва непременно станет его женой, и не смог отказаться от этой мысли, даже став взрослым, забыл о том, что тогда она была младшей принцессой, а теперь…

– Да, годится, – перебил он. – Вдобавок его одолело умственное расстройство. Одержимость идеей или что-то вроде – Данкир и Боммард подскажут правильные термины.

Мы снова замолчали. Я отошла к окну. Старалась не думать о том, что Эда расстреляют… Я вовсе его не знала, а тот эпизод – ведь он был не в себе! Но что же, признать его душевнобольным, посадить в какую-нибудь крепость? Оттуда сбегают, бывали прецеденты.