Анастасия Никитина - Приговор: Жить

— Орлята учатся летать! — майор заложил вираж вокруг друга.

— Ну, держись! — крикнул капитан и понёсся за ним.

Рикри, полулёжа на колдовском облачке, с улыбкой наблюдала за этой погоней. Ида опустилась рядом:

— Так что это? — тихо спросила она. — Мы теперь Создатели?

— Наверное, — пожала плечами орийка. — Не знаю. Но здесь я могу делать, что захочу. Например, делиться своей силой. И я разделила её на всех нас.

— И что теперь?

— А теперь будем просто жить, — улыбнулась магичка.

— А не заскучаешь? — хмыкнула Ида.

— Помнится, Создатели упоминали про монстров. Если что, нас будет, кому развлечь, — ухмыльнулась Рикри. — А пока, давай, подёргаем за перышки первого ангела в этой Вселенной, пока он не понял, что ему не нужны крылья, чтобы летать.

Ида расхохоталась, и подруги сорвались вперёд, навстречу солнцу.

Прилепившееся к склону холма селение давно погрузилось в сон. Даже неугомонные перепёлки в птичнике перестали вскрикивать и шуршать подстилкой в поисках случайных зёрен. Большая луна заливала крытые соломой крыши призрачным зеленоватым светом, а над дальними скалами уже показался голубой серп Малой. Но Ракс, сторожевой варан, не спал. Он неподвижно лежал у плетёного забора, прислушиваясь к приглушённым голосам, доносившимся с сеновала. Наконец, решив, что голоса знакомые, а, значит, имуществу хозяев ничто не угрожает, полуразумный трёхметровый ящер с тихим шорохом скользнул в свою нору.

На вымощенный дубовыми плашками двор тут же спрыгнула вихрастая девчонка лет двенадцати, в домотканых латаных портках. Рубаху, подвязанную обрывком верёвки, явно когда-то шили на крупного мужчину, поэтому обтрёпанный подол свисал ниже колен. Следом появился паренёк. Этот был одет куда приличнее. Ворот рубахи даже украшала незатейливая вышивка. Они прокрались через двор и, перемахнув через низкую калитку, побежали огородами к тракту.

— И не жалко было косу резать? — спросил хмурый мальчишка, остановившись в придорожных кустах.

— Не-а. Парня на тракте никто и не заметит. Так лучше.

— Значит, всё-таки уходишь?

— Ага, — подтвердила девчонка, привычным движением подтянув сползшую с плеча горловину.

— Давай, хоть рубаху тебе дам свою? А то, как побирушка с ярмарки…

— А бате чего скажешь? Потерял? Или покрали? А он тебя вожжами… Нет, уж. Своей обойдусь. Сейчас я её… — Девчонка оторвала от подола несколько полос и, присев в придорожную пыль, обмотала ими свои босые ступни. — Вот. И ноги не собью.

— А, может?…

— Не может! Сколько можно про то гутарить?! Батя мой прошлой осенью помер. Мамку я и не помню. Ну, кому я, сирота, нужна?

— Батя тебя не гонит, — насупившись ещё больше, напомнил паренек.

— Не гонит. Потому что ему батрачка нужна. А ну, как неурожай, или ещё какая беда? Я раньше Ракса за ворота вылечу. Нет, уж. Я в Питруг пойду.

— Ага, ждут тебя, не дождутся в храмовом городе, — хмыкнул мальчишка с явной обидой.

— Может, и не ждут, да примут…

— Да с чего ты взяла?!

— Ладно, тебе скажу, — решилась девчонка, воровато оглянувшись. — Только поклянись страшной клятвой, что никому не скажешь!

— Ой, какие тайны, — проворчал паренек, но послушно повторил за подругой слова явно только что придуманной клятвы.

— Смотри, как я умею, — воскликнула она, наконец, и вытянула вперед руку. С ногтя соскочила маленькая красная искорка и послушно заскользила между пальцами.

— Ох, Создатель!!! — отшатнулся мальчишка.

— Ага. Помнишь, весной через деревню магичка проезжала?

— Рагетта, что ли? Так то не магичка, а врунья! Батя её попросил семена на всхожесть заклясть, так она посмеялась и сказала, что не умеет!

— Ясно, что не умеет. Это боевая магичка была. Она мне сама сказала. А потом такое яйцо каменное в руках подержать дала.

— И что?

— Не перебивай! Я яйцо это взяла, а оно горячее, и вокруг кулака сразу искорки заплясали. Много-много. Тогда она мне и сказала, чтобы я к осени в Питруг к ней пришла. И грамотку дала. Мол, если её в храмовом городе не будет, то меня в её доме примут. Понял?

Мальчишка задумчиво смотрел на подругу. Первоначальный испуг прошёл, и его место заняли сомнения.

— А учитель Ронд на воскресной проповеди говорил, что магия — грех. Создатель Маак её не любит и в Последний День скинет всех нечистых магиков в огненную реку…

— А ты учителя Ронда слушай больше, — насмешливо отозвалась девчонка. — Он как пива в кабаке напробуется, так ещё не то расскажет… Рагетта сказала, что это чушь. Во-первых, создатель Маак — творец добра и закона, он в огонь душегубов и разбойников бросит. А, во-вторых, его сестра Идда, которую он дал в жёны прародителю Никану, была магичкой. Так в священных книгах написано…

— А ты и знаешь, что в священных книгах пишут… Ты читать только в прошлом году научилась!

— Мне Рагетта рассказала. А ещё сказала, что Создательница Рири — покровительница магии!

Парень осенил себя святым кругом и с подозрением посмотрел на небо, не искрится ли там молния, готовая покарать святотатство его подруги. Но небо оставалось чистым, и он неуверенно спросил:

— А не наврала тебе эта Рагетта?

— Вот приду в храмовый город и узнаю, наврала или нет, — упрямо качнула головой девчонка и вышла на тракт.

— Ты хоть вернешься-то, Оли?

— Вернусь, Ден. Обязательно вернусь, — рассмеялась она, забросив за спину потертую котомку со своими немногочисленными пожитками. — Вот стану магичкой, и приеду в селение. И пусть учитель Ронд только попробует на меня линейкой замахнуться — в жабу превращу!

И вихрастая девчонка, оглашая безлюдный тракт веселым смехом, зашагала навстречу своей судьбе…