Анастасия Никитина - Приговор: Жить

— Думаешь, вьетнамка советует?

— А черт ее знает, — пожал плечами Макс и снова чихнул.

— Знаешь что, друг мой болезный, — Николай достал ключи от машины и перебросил майору на стол. — Бери-ка ты машину и дуй домой. А то завтра будешь ни на что не годен.

— А ты как? Давай, я просто смотаюсь переодеться и вернусь.

— Угу, часам к восьми вечера. Нет, уж. До завтра, товарищ майор, до завтра.

Понимая, что друг прав, Макс поднялся:

— Сморчку что скажем? Ты же говорил, он про меня спрашивал.

— Свидетелей убийства ищешь. Китайцев опрашиваешь. Тоже мне проблема. Опера, как волка, ноги кормят. А вот про сказки Полякова ты на досуге подумай. Завтра обсудим.

— Договорились, — кивнул майор и, прихватив со стула мокрую ветровку, вышел.

— Блин, а про китаянку я и не спросил, — проворчал Николай. — Нашел этот водяной что-нибудь интересное или как? Что в планах писать?

Впрочем, сокрушаться по поводу своей забывчивости капитан не стал. Что-то серьезное Макс озвучил бы с порога, а мелочи можно внести в общий план и позже. Закончив с документацией, Николай взглянул на часы и полез за мобильником. Вечер обещал быть куда приятнее суматошного дня, ведь сегодня его снова ждала в кафе Лидочка.

Середина июля. Вторник

— Утро можно назвать добрым, или это будет невежливо?

Такими словами капитан Корбов приветствовал друга, с которым столкнулся прямо у входа в управление.

— Это будет похоже на садизм, — прохрипел Макс.

— О… Вчерашний заплыв тебе даром не прошел, — покачал головой Николай.

— Ерунда, — отмахнулся майор и протянул ему ключи от машины. — Держи, а то я потом забуду.

— Твой опель все еще бастует?

— Мой опель приказал долго жить.

— Совсем?

— Похоже, да. То, что когда-то было поршнями, блоком цилиндров и коленчатым валом, превратилось в скульптуру. Восстановление двигателя делать бессмысленно, опелёк свое отбегал.

— Печаль. А с какого перепугу? Масло, что ли, долить забыл?

— Еще один умник на мою голову, — буркнул Макс, открывая дверь кабинета. — Я почти двадцать пять лет за рулём и такие вещи не забываю. Масляный насос подыхал медленно и мучительно, и вот результат: низкое давление масла и монолит вместо двигателя.

— Что делать будем?

— Разберусь, — отмахнулся майор. — Эту проблему я как-нибудь решу. В крайнем случае, общественный транспорт никто не отменял.

— Это-то да. Но у меня всякий раз после поездки на метро утром возникает ощущение, что я провел эти пятнадцать минут в компании сороконожек. Ну, не могут двуногие так часто наступать на ноги…

Макс невольно улыбнулся, представив эту картину:

— А ты когда опять в метро попадешь, громко чихни, а потом себе под нос, но внятно так: «Ну, вот, съездил в Китай, отдохнул, блин…» Посмотришь, как быстро пространство вокруг очистится.

— А ты сам пробовал? — расхохотался Николай.

— Пока нет, — признал майор. — Побоялся, что после такого заявления мне придется вести поезд метро самому.

Когда Макс кое-как унял приступ кашля, в который быстро превратился смех, капитан, слегка посерьезнев, сказал:

— Это всё лирика. А ты, похоже, действительно качественно простудился.

— Прорвёмся, — в очередной раз отмахнулся майор. — Я вчера над словами нашего сказочника думал. Мозг задымился, но ничего лучше, чем идти к этому Шварцу и выяснять, есть ли у него конфликты с Гвоздем, так и не придумал. Скажи мне, что в твою светлую голову пришла идея получше…

— И не надейся, — покачал головой Николай. — Другого выхода я не вижу. Что мы имеем? Только обрывки сведений. Да и те непонятно, насколько достоверны. Якобы в Меньшова стрелял снайпер. Когда, кто, за что — ничего не известно.

— Если гвоздёвские ищейки поймали стрелка, то и не узнаем, — согласился Макс. — Утопили то, что от него осталось, в болоте, и финита. Нет тела — нет дела. А уж Гвоздь точно не будет заявление писать.

— Да, уж… Значит, на гипотетическое покушение пока забили. Давай с другой стороны. Если Меньшов таким заковыристым способом переводит стрелки на конкурентов, то у него должны быть какие-то конфликты со Шварцем.

— Это если Поляков не соврал.

— А какая разница. Даже если он наплёл нам с три короба, не сам же он это придумал. Ты бы его видел… Этот человек был испуган до потери пульса. Нет. Соврал он или признался, но в любом случае сделал это по приказу. И этого командира Поляков очень сильно боится.

— Хорошо, — не стал спорить Макс. — Но что нам даст, если мы узнаем, что у Шварца, как и у Ланского, были проблемы с Гвоздем?

— А чёрт его знает, — нахмурился капитан. — Сначала разберемся, что они не поделили, а там посмотрим.

— Понятно. Но и с покушением что-то надо думать. Показания Полякова — официальная бумага. Следователь с нас спросит обязательно. А за ним и Сморчок. Уж он-то точно не упустит возможность провести кого-нибудь из нас мордой по батарее.

— Меньшов нам об этом точно не расскажет. Значит, надо с господами олигархами эту тему затронуть ненавязчиво. Эта братия всё друг про друга знает. Им по статусу положено. Глядишь, и выплывет что-то на свет божий. К Ланскому поедешь? Вы уже, вроде, как, знакомы.

— Нет, — отказался Макс. — Я лучше к Шварцу. После той идиотской жалобы мне с ним лишний раз встречаться не особо хочется.

— Ну, и хорошо. Заодно и я посмотрю на этого толстосума. А то столько разговоров, а вживую я его до сих пор не видел.

— Насмотришься еще, — фыркнул майор. — Неприятное зрелище, доложу я тебе. Давай звонить, что ли? А то мы тут разговоры разговариваем, планы планируем, а господа Очень Большие Деньги пошлют нас в порядке очереди, и выколачивай потом из следователя официальное приглашение на гербовой бумаге.

Но, вопреки опасениям Макса, всё прошло, как по маслу. Ланской был сама любезность и просил приезжать немедленно. Сознательность господина Шварца так далеко не зашла, но и он выделил на общение с оперативниками тридцать минут после двух. Правда, ради этого пришлось потратить почти час, доказывая всевозможным секретарям и помощникам, что большого босса действительно надо потревожить.

«Вот тебе и «приезжайте в любое время», — с нарастающим раздражением ворчал про себя Николай, сидя в роскошной приемной перед кабинетом Ланского.

Уже почти час он любовался холеной секретаршей, усердно полирующей и без того безупречные когти. Она предложила оперативнику дежурный кофе и тут же забыла о его существовании, стоило ему отказаться. «Господин Ланской примет Вас, как только освободится». Большего от этой куклы капитану добиться не удалось.

Наконец, темная дверь из цельного дуба распахнулась, и на пороге показался высокий черноволосый мужчина в светло-бежевом костюме. Увидев поднявшегося на звук Николая, он невольно шагнул назад, отшатнувшись.