Екатерина Федорова - Невеста берсерка

Торвальд скривился.

— Арнстейн не мой друг, а Снугги… но у Арнстейна дальний родич ходит на драккаре ярла Хрорика. Того, что встал под руку Гудрема.

Как все-таки мал Нартвегр, с насмешкой подумал Харальд. В любых двух хирдах, ходящих под разными ярлами, обязательно найдутся два человека, приходящихся друг другу старыми друзьями, кумовьями или родичами.

— Тот сказал, что о Гудреме люди из его хирдов говорят кое-что, но всегда с оглядкой… вроде бы он прошлой весной со своим драккаром попал в шторм. Другие драккары отнесло в сторону, прибило к берегу… а его корабль затонул. Вместе с командой. Вот только Гудрем через десять дней вернулся в Велинхелл. Пешочком, по берегу. Там уж арваль — торжественные поминки — по нему справили. И половину наложниц в море покидали, со связанными руками, чтобы вплавь нашли своего хозяина…

— Дальше, — выдохнул Харальд. — Что они говорили насчет жертв Ермунгарду?

— Родич Арнстейна сказал, что он о таком и не слышал, пока Гудрем не привязал конунга Ольвдана к своим драккарам, — тяжело дыша, сообщил Торвальд.

Рука Харальда все еще держала его запястье — легко, двумя пальцами. Но он помнил, как пощелкивали кости, пустив по телу волну дикой боли, когда ярл надавил чуть сильнее…

— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, Торвальд, — сказал Харальд. — За то, что ты не рассказал этого раньше, вины на тебе нет — я сам должен был спросить. К тому же ты тогда еще не был в моем хирде. Но сейчас ты в нем, и я спрашиваю — что еще говорил родич Арнстейна? Что еще связывает Гудрема с Ермунгардом?

— Клянусь честным именем отца, ярл, я больше ничего не знаю, — просипел Торвальд. — Одно могу сказать — тот воин упоминал, что конунг Гудрем иногда уходит в море на лодке один. Без охраны, чего конунги обычно не делают. И говорят, кто-то из свободных людей, живших рядом с Велинхеллом, этим летом обвинил Гудрема в краже дочери. Но девица в Велинхелле так и не появилась, а человек потом погиб… вот и все, что рассказывал родич Арнстейна о Гудреме. Клянусь, ярл. Больше он ничего не говорил.

— Хорошо, — неторопливо сказал Харальд. — Предположим, я этому поверю. Теперь скажи, когда ты в последний раз видел Рагнхильд Белую Лань. Только не ври, что в Йорингарде, да семь дней назад, перед самым нападением Гудрема…

— Мы столкнулись с ней в Мейдехольме, — пробормотал Торвальд, заворожено глядя на Харальда. — Случайно. Она там пряталась у дальних родичей Ольвдана. Два… нет, уже три дня назад. Ольвдансдоттир сказала, что тоже хочет отправиться к тебе, ярл, и просила о помощи. Мы не могли ей отказать… мы же клялись ее отцу в верности.

— И о чем же, — ровно спросил Харальд. — Вас попросила Белая Лань?

— Она сказала, что должна знать, примешь ли ты нас. Осмелишься ли. А если выгонишь, просила прийти и сказать ей. Потому что это значило бы…

Торвальд сглотнул.

Харальд шевельнул бровями, снова немного надавил пальцами. Торвальд всхрапнул, простонал:

— Это значило бы, что ты не пойдешь против Гудрема. Все, больше ничего не было. Клянусь тебе, ярл.

Харальд вгляделся в белое лицо, помеченное каплями пота. Вроде не врет…

Впрочем, дальше видно будет, мелькнуло у него в уме. Надо будет послушать и Снугги.

И еще раз поговорить с самой Рагнхильд.

Он резко отпустил Торвальда, приказал:

— Заткните ему рот и отведите к причалу. Олав, отвечаешь за него лично. Потом я с ним потолкую еще раз.

Олав кивнул, заламывая Торвальду руки за спину.

Со Снугги Харальд разговаривал, вытащив его за ворота — чтобы не мозолить глаза всему поместью. Тот подтвердил слова Торвальда.

Интересная штука выходит, размышлял Харальд, наблюдая, как двое воинов тащат Снугги вдоль стены, уводя к причалу по кругу — подальше от главного дома, где сейчас сидела Рагнхильд.

Якобы утонувший Гудрем, пропавшая девица, его походы в море…

А затем и прилюдная жертва Ермунгарду.

Уж не стал ли Гудрем драугаром, ожившим мертвецом? До сих пор Харальд о драугарах слышал только в сказаниях скальдов — но очень многие и о Ермунгарде знали из тех же сказаний.

Между тем сам он Ермунгарда не просто видел — во вторую встречу родитель наконец открыл рот и признал его своим сыном. Так что…

Жаль только, что все эти сведения не дают сейчас ответа на главный вопрос — идти ему или не идти во Фрогсгард?

Придется еще раз потолковать с Рагнхильд, подумал Харальд, шагая к главному дому.

И тут со стороны псарни появилась Добава. Он, скользнув по ней взглядом, подумал — вроде бы цела, но рукав почему-то разорван. Кресив? Все-таки придется и этим заняться самому.

Рагнхильд в покоях не оказалось. Как и рабынь, что ей дали в услужение.

Харальд, заглянув в опочивальню, зашагал к выходу. Если конунгова дочка ничего не замыслила прямо сейчас — тогда он найдет ее в бане. Как и положено дочери знатного человека, после прибытия она отправилась смыть с кожи соль морской дороги.

А на глаза ему не попалась, потому что ушла, пока он беседовал за воротами со Снугги.

Харальд размашисто дошагал до бани, выстроенной в отдалении за рабским домом. Пнул дверь в предбанник. Там никого не оказалось — но на деревянных штырях висели бабьи тряпки. Он распахнул дверь в парную, встал на пороге.

В круге наваленных камней жаром исходили угли — под сизым налетом посверкивали кровавые огни. Под потолком клубился пар.

Две рабыни, присев на полу, растирали тряпицами ноги Белой Лани.

Белые. Стройные. С ямочками под влажными коленями, на которых таяли отблески от догоравших углей — красноватыми, горячими метками дрожали.

И все то, чего Харальд так и не сумел себе представить, бросилось ему сейчас в глаза — налитая высокая грудь, округлая, белоснежная, с темно-розовыми сосками. Тонкая талия, белая поросль между бедер, отливавших снегом. Сейчас слегка расставленных…

Рабыни, тоже заголившиеся, чтобы не промочить одежду, завозились на полу, оборачиваясь к ярлу. Рагнхильд, сидевшая с закрытыми глазами, вскинула ресницы. Посмотрела с испугом, сглотнула.

Но не шевельнулась. Даже не попыталась прикрыться. Гордая дочь конунга…

— Вон, — бросил Харальд.

Рабыни, пригибаясь, проскочили мимо него в предбанник. Он, не закрывая двери, прошагал к Рагнхильд. Белые пряди намокших от пота волос прилипли к высоким скулам, длинной шее…

Ниже пояса у Харальда вдруг потяжелело. Дыхание участилось. И неожиданно для себя он осознал со злостью, что на эту женщину его рука может и не подняться.

Зато уже поднимается кое-что совсем другое.

Колени ее белели всего в шаге. Один шаг, подумал Харальд. Сделать его, развести ей ноги и…

Он оскалился, яростно тряхнул головой. Сказал, слегка наклоняясь к ней:

— Думаю, ты не захочешь, дочь конунга, чтобы я обошелся с тобой так, как обошелся с воинами твоего отца. С Торвальдом и Снугги. Прежде чем прийти к тебе, я беседовал с ними — и боюсь, перестарался. Теперь у меня на пару воинов меньше.