Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

Нильс вошел в шкаф, стоящий в потайном помещении за́мка, дверь за ним захлопнулась, сверкнула яркая вспышка, и следующим он увидел Фабиано Моттолу. «Как я понял, — холодно сказал тот, — теперь ты готов исполнять приказы и искупать вину?»

Так началась вторая жизнь Нильса Альтермана. Жизнь, которую он не собирался упускать. Диоугодная и праведная жизнь…

— Такой снегопад — предвестник больших перемен, — раздался рядом голосок.

Нильс был хорошим солдатом, он не умел вздрагивать. От неожиданности резко повернулся и скинул было с плеча карабин, но, заметив, кто с ним говорит, успел превратить это движение в нечто вроде подтягивания ремня.

— Синьорита Маззарини?

Энрика кивнула, глядя не на него, а на небо. Почудилось, нет ли — глаза ее как-то слишком уж влажно блестят. Нильс поежился. Бросил взгляд в ярко освещенное окно — там, внутри, все в полном порядке. Не пьют, не дерутся. Через пять минут можно будет заглянуть на всякий случай, но пока… Пока от него явно чего-то ждут.

— Могу быть чем-нибудь полезен? — спросил Нильс, исподлобья глядя на Энрику.

— У меня сегодня день рождения, — отозвалась девушка.

В вязаной шапочке, в сером пальто, сунув руки в карманы, она сейчас походила на замерзшую птичку, которую хотелось отогреть и накормить.

— Поздравляю, — пробормотал Нильс.

— Неужели не могут люди хотя бы этот, один день в году просто побыть рядом, просто поддержать? — Энрика не слушала его, говорила сама с собой. — Друзья называется…

Нильс еще раз взглянул в окно. Мог бы назвать по именам всех собравшихся. Парни, девушки… Не все пришли, конечно. Кто-то прихворнул и сидит дома, кто-то всегда чурался компаний — как, например, Гиацинто Моттола. Да ему бы и неприлично такое общество, сын жреца, как-никак. А еще не было Рокко, чему Нильс только радовался — без этого заводилы все гораздо спокойнее. Но Энрика, похоже, думала иначе.

— Я бы и взаправду лучше в работный дом ушла! — заговорила она уже громче. — В гробу я видала это замужество. Но если никак иначе! Почему он не понимает?

«И почему я все это выслушиваю? — терзался Нильс. — Не понимаю. Разу прежде словом не обмолвились, а тут — будто плотину прорвало».

— Синьор Алгиси причинил вам вред?

Энрика окинула взглядом Нильса, задержалась на его погонах и будто только сейчас сообразила, с кем говорит.

— Ничего он мне не причинил, кроме разочарования, — вздохнула, отворачиваясь. — Что за дурацкая такая страсть — кидаться спасать то, чего спасти не можешь? Какой смысл красть принцессу из башни, если не умеешь убить дракона?

Нильса бросило в жар. Приоткрыв рот, он смотрел на Энрику, и она ответила ему удивленным взглядом:

— Что? Что я сказала?

— Про дракона, — хрипло отозвался Нильс. — Откуда?!

— Ну… Сказки такие. Полно их. Дракон похищает принцессу, а потом приходит храбрый рыцарь, убивает дракона и спасает принцессу. Очень, по-моему, мудрые сказки — об ответственности. Да только из Рокко рыцарь такой…

Энрика вздохнула, опустила голову. Варежкой провела по глазам. Потом сняла варежки, сунула их в левый карман, из правого достала что-то ярко-красное.

— Вот! — развернула она шарфик. — Это — вам.

Почему-то все рефлексы разом изменили Нильсу, когда девушка, приподнявшись на цыпочки, накинула шарф ему на шею и быстро завязала простой узел. По черной шинели будто заструилась Алая Река из древней страшной сказки.

— Зачем? — изумился Нильс.

— Для теплоты, — сказала Энрика. — Там все подарками обмениваются, а вы тут стоите такой одинокий всегда… Праздник ведь. С новым годом! — И она впервые за весь разговор улыбнулась. — Завтра не станет Энрики Маззарини, будет Энрика Моттола. Хорошая девушка, которая не крадет таблички с названием улицы, играет только диоугодные мелодии. У нее много дел будет. Церковный хор учредить, учеников набрать, отцу подряд выхлопотать — орган в церкви настраивать. Фабиано в ножки поклониться, попросить, чтоб семью из дома не выгонял. — Энрика отвернулась, голос ее прерывался. — Вот она какая будет — Энрика Моттола! А вы… Вот посмотрите на этот шарфик и вспомните Энрику Маззарини, которая всем в этом городе поперек глотки встала. Потому что, видите ли, ей мастерство важнее, чем на коленях ползать и лбом об пол колотиться!

«Истерика, — грустно подумал Нильс. — Однако ж мне все равно полагается на ус мотать. Вон чего говорит-то… Но погоди! Неужели правда сегодня за Гиацинто выходит? Скрипачка — за сына жреца? И в тайне все до сих пор?»

Ох, как заныло у него сердце! Но почему, почему, Диаскол его раздери? Что за страшное предчувствие, почему кулаки сами собой сжимаются?

— Каток! — раздался в ночной тишине дикий вопль, и между Энрикой и Нильсом пробежал Бенедетто — пятнадцатилетний парень, который отчего-то задержался и не пришел на вечер подарков. Теперь он открыл дверь в кабак и заорал туда: — Колдуны каток залили! Бегом кататься!

Он тут же убежал, а вслед за ним из кабака рванула пестрая вопящая толпа. Нильс и Энрика прижались к стенам по разные стороны от входа. Когда пробежал последний человек, их взгляды встретились.

— Вы, наверное, туда же пойдете? — спросила Энрика.

— Разумеется. Мое дело сегодня — обеспечить порядок и безопасность.

— А как же ваши бравые ребята?

— Я позволил им побыть с семьями. Как знать — может, после полуночи придется работать. Праздник — время опасное.

— Ну, тогда проводите и меня!

Нильс опешил:

— Что сделать?

Энрика, уже шагнувшая вслед за унесшейся толпой, обернулась:

— Проводите! Ну, я тоже ведь часть этого города, хоть и не самая диоугодная. Обеспечьте мне безопасность и порядок, если вас не затруднит. — Она спрятала рот и нос за воротником пальто, спасаясь от мороза, усилившегося с наступлением темноты, и глухо добавила: — Вам ведь тоже, наверное, одиноко.

Они пошли вместе. Нильс бы добрался до площади с катком минуты за три-четыре, но с Энрикой плелись все десять, томясь тягостным молчанием.

— Гиацинто… — начал было Нильс, но Энрика его прервала:

— Не хочу про меня! Давайте про вас. Почему у вас нет жены? Неужели ни одна не согласилась?

Нильс обдумал вопрос, рассеянно теребя шарфик.

— Не спрашивал никого, — ответил он терпеливо ждущей Энрике. — Любви не было, так не из-за чего и жениться.

— Какой вы скучный — прямо как все, — вздохнула Энрика. — Любовь… Любовь — она у бездельников. А когда дело есть — не до любви, право слово.

— У меня было дело. Любви не помешало. Только вот с тех пор я и зарекся. Правильно ты говоришь — лучше делать то, чего от тебя Дио хочет, а все эти любови — ну их к Диасколу, один вред от них.

Во взгляде Энрики сверкнул интерес.

— А ты на самом деле другой, — сказала она, и Нильс вдруг сообразил, что они как-то незаметно перешли на «ты». — Значит, и любви не хочется, и без любви жениться противно?