Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

Далеко-далеко начали бить часы, и Нильс вздохнул. Еще чуть-чуть, и пора вылезать. Подойдут карабинеры, Ламберто… Сегодня днем все было спокойно, ничто не предвещало неприятностей, и Нильс полагал, что так оно и пойдет. Еще один мирный день в диоугодном городке Вирту. Который с восходом солнца станет еще более диоугодным.

Энрика Маззарини выходит замуж за Гиацинто Моттолу. Нильс всеми силами гнал прочь мысли о нелепости этого брака. Говорил себе, что решение верное, что строптивой девчонке нужна острастка, и флегматичный Гиацинто — то, что нужно. А близость Фабиано поможет Энрике проникнуться идеалами веры. И она исчезнет из поля зрения Нильса, превратится в заботу своего мужа, а не городских властей.

— И прекрасно, — прошептал Нильс в звездное небо.

Снежинки, кружась, превращались в капельки прежде, чем достигали поверхности воды. Будто моросит легкий дождик.

Бой часов окончился с двенадцатым ударом. Наступил новый год и, после недолгого затишья, Нильс услышал поскрипывание снега. Он узнал эти мелкие вкрадчивые шажки, обладателя которых втайне презирал. Ламберто. Младший жрец относился к той породе людей, которые могут пролезть куда угодно, зацепиться и держаться, несмотря ни на какие бури. Скользкие, льстивые, наглые, расчетливые. На родине Нильса таких не любили. Но Вирту отличался от Ластера, и далеко не всегда в лучшую сторону.

Вздохнув, Нильс поднялся, расправил плечи и замер, позволяя воде стечь.

— О, Дио всемогущий! — послышался сзади возглас. — Синьор Альтерман, прошу вас, прикройтесь!

— Синьор Ламберто, — ухмыльнулся Нильс, — отвернитесь. Потому что я сейчас — повернусь.

Растираясь полотенцем, Нильс заметил, что жрец и вправду отвернулся. В Ластере его бы за это подняли на смех, но здесь неуместная стыдливость в порядке вещей. Нильс неспешно облачился в форму и, поколебавшись, повязал на шею алый шарф — подарок Энрики. Праздник все-таки, можно и отойти немного от должностной инструкции.

— Ну и? — привлек Нильс внимание Ламберто. — Чем займемся?

Ламберто скосил взгляд и, убедившись, что палач одет, повернулся полностью. В его руках Нильс заметил широкий футляр из черной кожи. Судя по всему — увесистый. Ламберто то и дело его подбрасывал и перехватывал.

— Энрикой Маззарини, — оскалился младший жрец. — Скрипачка. Разболтала, что выходит замуж, но не вышла.

Нильс, храня каменное выражение лица, двинулся к городу. Два шага по теплым камням, потом подошвы сапог опустились в снег. Прощай, горячий источник.

— Вот как, — сказал Нильс, поднимаясь на пригорок. — Грустно слышать.

Внизу, увидев его, вытянулись по стойке смирно подчиненные — Армелло, Эдуардо, Томмасо. Последний держал карабин Нильса.

— Еще как грустно! — Ламберто семенил рядом, отчаянно пытаясь зачем-то заглянуть в лицо Нильсу. — Верховный жрец ожидал ее в церкви до полуночи, но — тщетно. На что надеялась — непонятно. Бедная, глупая Энрика…

Сочувствия в голосе Ламберто не слышалось ни на грамм, и Нильсу захотелось ударить его наотмашь. Одно движение рукой — и конец этому червю. Конец данному Дио шансу…

— Ладно, — сказал Нильс, подходя к своим и отвечая на их молчаливые приветствия. — Значит, оформляем нарушение, ведем в церковь и…

— Нет-нет, в церкви кровь ни к чему, все закончится на месте, — поспешил прервать его Ламберто.

Нильс, взявшись за цевье карабина, замер. Медленно повернулся к жрецу, который одарил его противной улыбочкой.

— Какая кровь? Вы о чем?

— Об Энрике Маззарини, которую вы должны казнить.

Нильс перевел взгляд на карабинеров. Судя по их опешившим лицам, ребята не знали ничего.

— С каких пор мы казним за то, что девушка не вышла замуж?

— О, нет-нет, — покачал головой Ламберто. — Если бы она просто не вышла замуж — это одно, тогда у нее был бы выбор — монастырь или работный дом. Но Энрику уличили в разврате, и теперь Дио ждет ее душу, чтобы очистить и воплотить в другой форме.

Справившись с волнением, Нильс повесил на плечо карабин.

— Энрику Маззарини — в разврате? — усомнился он. — И что же послужило причиной?

— В книге законов Дио, — принялся говорить наставительным тоном Ламберто, — сказано, что любая близость с мужчиной по достижении восемнадцати лет является развратом, исключая близость мужа с женой. Для того чтобы засвидетельствовать разврат, нужны показания двух уважаемых членов поселения. Двое человек видели, как Энрика обнималась с молодым человеком. Это еще полбеды, самое скверное, что молодой человек — ученик колдуна, закоренелый грешник!

— Закоренелый грешник, который служит Дио и является полноправным гражданином Вирту, — осадил жреца Нильс. — Не нужно приплетать лишнего. И кто же свидетельствовал?

Он уже шагал по колее, протоптанной им самим, карабинерами и Ламберто. До Вирту — минут пять. До дома Энрики — десять, если быстрым шагом. Но Нильс не торопился, а карабинеры так и вовсе спотыкались на каждом шагу.

— Хоть это и не ваше дело, — пыхтел Ламберто, увязая в снегу, чтобы двигаться рядом с Нильсом, — отвечу: лично я и Гиацинто Моттола.

Нильс остановился.

— Гиацинто Моттола свидетельствовал против Энрики Маззарини?

— Ну да. А почему это вас удивляет?

— Потому что они собирались пожениться.

— Что?! — Ламберто подпрыгнул. — Сын верховного жреца и грешница, осмелившаяся смеяться над истинной верой? Это какая-то глупая шутка, синьор Альтерман! Синьор Гиацинто сегодня действительно женился, но отнюдь не на Энрике Маззарини. Его избранница — Ванесса, урожденная Боселли!

Эта ночь, казалось, никогда не прекратит удивлять Нильса. Он смотрел на Ламберто, приоткрыв рот.

— Что? Сын жреца — на ведьме?!

— О, нет-нет, синьор Альтерман, — помахал пальцем Ламберто, радующийся остановке. — На благочестивой девушке, которая чудом сохранила приверженность Дио в греховном гнезде колдуна!

Нильс покачал головой.

— Ясно. Ванесса — единственная наследница колдуна. Когда старик умрет или отдалится от дел, Фабиано получит полную власть над городом, так? Духовную и колдовскую.

— Синьор Альтерман! — покачал головой Ламберто. — Мне не нравится ваш тон!

— Да мне вообще ваш голос не нравится. И внешность. Манера говорить и двигаться. Запах.

Ламберто пятился в сугробы, выпучив глаза, а Нильс вдруг почувствовал такую силу, какой не ощущал уже очень давно. Рядом с ним, безмолвные, но решительные, стояли карабинеры, готовые по команде превратить Ламберто в решето.

— С-с-синьор Альтерман, — пролепетал Ламберто. — Вы… Не надо делать того, о чем пожалеете!

— Что же вас напугало, младший жрец? — Нильс наклонил голову, будто пытаясь рассмотреть Ламберто под другим углом. — Неужто я произнес угрозу или оскорбление? Наши симпатии не зависят от нас, и, коли уж вы затеяли высказывать их, я просто поддерживаю беседу. Ну что же вы зашли в такой глубокий сугроб? Снег набился в ваши красивые ботиночки, промокли ваши кружевные носочки. Если вы простудитесь и церковь лишится вашего присутствия хоть на несколько дней — это будет невосполнимая утрата. А если заболеете чем-то серьезным?