Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

— Да как вы смеете! Я — монахиня, возлюбленная Дио!

— С Дио он потом как-нибудь порешает, — поморщился Рокко. — Если чего — папка заступится, не впервой. А вы поостерегитесь, не просто так говорю. Эта падла даже Энрику одурманить умудрилась, а она — стальная девка, из нее только гвозди делать, в гробы жрецам забивать. Да, кстати, за Энрику ему предъявлять тоже не надо, лучше прикиньтесь, что вообще ничего не знаете. И Ванессе — тем более ни слова! А то…

— Молодой человек! — окликнул Фабиано. — Прекратите уже лапать монахиню!

Рокко, в который уже раз расстегнувший и вновь застегнувший пуговицу куртки, вздрогнул. Лиза, завороженно следящая за его действиями, содрогнулась тотчас же и с досадой подумала, что слишком уж подозрительно и глупо выглядит это одновременное движение.

— На тепло заговариваю, ваше святейшество, — оскалился мигом пришедший в себя Рокко. — Застудите к Диасколу возлюбленную Дио, то-то он вам спасибо не скажет! Мне зато руку пожмет. Молодца, скажет, Рокко, я в тебе ни разу не сомневался, что ты любую девчонку согреешь как надо!

И Рокко, напоследок хлопнув Лизу по плечу, скрылся в доме. А Лиза поплелась вслед за жрецом по дороге, покрытой рыхлым снегом. Очень скоро стало ясно, что Рокко действительно сотворил что-то с курткой — она грела, как теплый бок печки, и Лиза с удовольствием в ней поеживалась.

А вот ноги мерзли. И точно так же раздваивались и мысли Лизы Руффини. То она представляла себе, как будет хорошо в тихих каменных стенах монастыря, проводить дни в молитвах и благочестии. То вспоминала безжизненное лицо Выргырбыра (уже забыла настоящее имя, вот Рокко спасибо! Надо у синьора Моттолы выспросить, а то неудобно получится: «Здравствуйте, Выргырбыр, сестра Руффини к вашим услугам») и хмурилась. Не было на этом лице ни следа благочестия, а уж разговор его со жрецом и вовсе отдавал чем-то нехорошим. «У нас тут Дио — не в большой чести», — вспомнила она.

Что это за монастырь, где Дио не в чести?! Странно. И страшно. Может быть, взять, да и спросить Фабиано? Признаться, что подслушивала…

Вдруг Лиза отчетливо поняла одну вещь: ничего она не скажет, потому что знает, каким будет ответ. Фабиано поглядит не нее свысока, поморщится и пояснит: «Это Диаскол искушал вас, сестра Руффини, и Рокко был орудием его. Все колдуны — приспешники Диаскола, но мы боремся за их души, и иногда одерживаем победу. На деле же мы с Выргырбыром говорили совсем о других вещах…»

«Неужели я считаю синьора Моттолу — лгуном?» — в ужасе подумала Лиза. И тут же разозлилась на себя. Да нет же! Если кто и лжет, так это Рокко! Для него лгать — как дышать, всегда ж очевидно было. И Дио он презирает, уж не раз доказывал. Жреца оболгать — вовсе раз плюнуть. Зафинтифлюшил куда-то бедную Рику и теперь старается на кого-то другого ответственность переложить. И про Гиацинто врет, скорее всего. И вообще, пошляк и негодяй! И какая же теплая у него куртка…

— Пришли, — сказал Фабиано, и Лиза остановилась, чуть не врезавшись ему в спину.

Фабиано достал ключ, вставил в замок приземистого одноэтажного домишки и попытался повернуть. Ключ не повернулся.

— Дио, дай мне силы пережить эту ночь, — пробормотал Фабиано и трижды громыхнул кулаком по двери.

С той стороны послышался частый стук пяток по деревянному полу. Лиза представила себе бегущего открывать Гиацинто и хихикнула в рукав.

Стукнул засов, распахнулась дверь.

— Папочка! — завопила растрепанная, задыхающаяся Ванесса в бледно-розовом сарафане и босиком. — Дайте я вас обниму!

И, не дожидаясь согласия, повисла у жреца на шее. Фабиано что-то невнятное заворчал, стараясь отделаться от ведьмы, которая, увидев, наконец, Лизу, и сама вдруг присмирела. Соскочила с Фабиано, попятилась, кланяясь, приглашая войти.

Фабиано, повернувшись, мотнул головой и зашел первым. Лиза последовала за ним, прикрыла дверь и наконец-то очутилась в тепле. В темноте сенцов быстро скинула туфли, а вот с курткой отчего-то расстаться не решилась. Фабиано долго пыхтел стаскивая сапоги.

Наконец, вошли в небольшой зал с камином. На полу расстелена медвежья шкура, на которой расположились в окружении разбросанной одежды Ванесса и Гиацинто. Оба — потные, тяжело дышащие, но весьма довольные собой. Лиза подумала, что впервые в жизни видит Гиацинто в чем-то кроме черного пальто. Он сидел в пижамных штанах и ночной рубахе.

— Вы. Чем. Тут. Занимались? — проскрежетал Фабиано. — Девушке еще нет восемнадцати лет, я думал, ты соображаешь…

Гиацинто поднял руку, останавливая отца:

— Ничего такого! Что я, совсем ополоумел, что ли?

— Это я и собираюсь выяснить.

— Мы просто играли в карты на одевание.

— Что? — Фабиано, казалось, совершенно искренне удивился, да и Лизе стало интересно, что же это за игра такая.

— Очень просто, — охотно принялся пояснять Гиацинто. — Кон — что-то из одежды. Кто проиграл — тот надевает, да так и сидит дальше. Ну, уж когда до шуб дело дошло, тут-то мы и спеклись…

— Ты спекся! — ткнула в него пальцем Ванесса. — Меня жаром не напугаешь!

— А ты зато по партиям проиграла! — не остался в долгу Гиацинто.

— Потому что ты мухлюешь!

— Стоп-стоп-стоп! — Теперь уже Фабиано поднял руку, и Гиацинто с Ванессой посмотрели на него. — Я, должно быть, ослышался. Во что вы играли?

— В карррр… — застопорился Гиацинто, увидев тихой мышкой замершую за плечом отца Лизу. — В… Э-э-э-э… В ладушки!

— В ладушки? — переспросил Фабиано.

— В ладушки! — заулыбалась Ванесса и, повернувшись к супругу, подняла руки:

С каждой строчкой «ладушки» делались все быстрее, и, наконец, Гиацинто сбился с ритма.

— Ага! — воскликнула Ванесса. — Надевай рубаху, продул!

Фабиано покачал головой, но, кажется, объяснениями ведьмы вполне удовлетворился. Повернулся к Лизе:

— Мне нужно съездить в Дируо́н, достать порошок для перемещений. Сестра Руффини, вы пока побудете здесь. Располагайтесь. Вот прекрасное кресло. Гиацинто! Подвинь кресло к камину, у сестры Руффини, должно быть, замерзли ноги.

Гиацинто немедленно подскочил исполнять отцовский приказ. Схватил массивное кресло-качалку и подтащил к огню.

— Садитесь, сестра, — улыбнулся он Лизе. — Может, винишка?

— Гиацинто! — повысил голос Фабиано. — Ты говоришь с монахиней. И откуда, скажи на милость, в нашем благочестивом доме может взяться вино?

— Да я шуткой, — заулыбался Гиацинто.

— Оставь эти шутки. Они бросают тень не только на тебя, но и на меня. И потрудитесь найти себе развлечение поспокойнее. — Фабиано вытащил из кармана часы, отщелкнул крышку, покачал головой. — Покидаю вас. Надеюсь на благоразумие.