Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

Рядом с головой свистнула пуля, врезалась в стену, и лицо Нильсу посекли осколки. Он не стал задерживаться, метнулся левее, потом — правее и замер, оказавшись в «колодце». Три дома, будто рассорившиеся друзья, стояли, повернувшись друг к другу спинами. Но что хуже всего, посреди «колодца» стоял человек в пышной серо-белой шубе, держа в двух руках пистолеты «Desert Eagle». Лицо мужчины, несмотря даже на длинные усы, казалось почти детским — открытым, наивным, мечтательным. Обычно про таких людей уточняют, что «зато глаза его были холодными и колючими», но нет. Глаза Адама Ханна тоже лучились теплом и добротой.

— Какая приятная неожиданность, герр Альтерман! — улыбнулся он, поднимая оружие. — Не будете ли вы столь любезны освободить мне линию огня?

Рассуждать Нильс решил попозже. Адам явно не собирался пока его убивать, а значит, он — скорее друг, чем враг. Нильс прыжком освободил линию огня и, развернувшись, встал рядом с бывшим сослуживцем.

Восемь стражников единым порывом выплеснулись в колодец и замерли, тяжело дыша, переминаясь с ноги на ногу. Адам Ханн приветствовал их ослепительной улыбкой:

— Добро пожаловать, герры стражники! Всего хорошего, герры стражники!

Восклицательным знаком прозвучал сдвоенный щелчок взведенных курков. Нильс, после небольшой паузы, щелкнул своим. Стражники увидели то, что должны были: страшное и непонятное оружие готовят к стрельбе.

— Это… Это Альтерман, — неуверенно пробормотал хранитель Базы.

— Неужели? — комично приподнял брови Адам. — Считаешь, я не узнаю человека, с которым бок о бок работал пять лет?

— Но… Герр Ханн…

— Герр Альтерман прибыл сюда колдовским путем, перенесясь в пространстве, и попал под категорию попаданцев. Он — в моей юрисдикции. Благодарю за содействие, можете быть свободны.

Иногда Нильс завидовал этой способности друга — говорить и делать все что угодно с таким видом, как будто отвешивает собеседнику комплименты. Это сбивало с толку даже попаданцев.

Стражники ощутимо поникли. Хранитель Базы напряженно о чем-то думал, но все, что сказал, это:

— Я должен буду подать рапорт…

— О, разумеется, герр стражник! — Адам поклонился, не опуская оружия. — Это ваш великий долг перед Ластером. Рапортуйте смело и даже не задумывайтесь о том, как это отразится на мне. Я в полной вашей власти, герр стражник. Пишите рапорт. Ну же! Возвращайтесь в контору и пишите! Что же вы мешкаете?

Хранитель попятился, остальные последовали его примеру. Вот они развернулись и, вяло переговариваясь, скрылись в переулке. Нильс опустил пистолет первым.

— Я что, правда числюсь попаданцем?

Адам излюбленным жестом прокрутил на указательных пальцах пистолеты и резко бросил их в карманы шубы. Повернулся к Нильсу, широко и белозубо улыбаясь, расставил руки для объятия:

— Никем ты не числишься, дорогой друг! Позволь поприветствовать тебя и помочь! Да ты, я вижу, замерз и утомился. Как насчет немного выпить и вспомнить былые деньки, а? Куда хочешь пойти?

— К «Хиллербранду», — тут же сказал Нильс. Слово прозвучало невнятно, ведь его пришлось бурчать в шубу щедрого на объятия Адама Ханна.

Тот отстранился, серьезно посмотрел на Нильса.

— Всецело одобряю выбор. Местечко на отшибе, и вряд ли кто-нибудь там тебя узнает. Пойдем, возьмем извозчика!

— Ужасно. Просто кошмар.

Энрика не поверила ушам и открыла глаза. Руки — в одной скрипка, в другой смычок — опустились. Мужчина во фраке, представившийся Фло́рианом Дре́шером, сидел в кресле и сверлил Энрику суровым взглядом сквозь пенсне.

— Простите?

— Это непростительно. По-вашему, эти заунывные рулады, не скрепленные никакой гармонией, можно назвать музыкой? Искусством? Кто автор этой так называемой «композиции»?

— Никто, — растерянно отвечала Энрика. — Я… Я импровизировала.

Флориан Дрешер несколько секунд смотрел на нее недоумевающе, потом снял пенсне, аккуратно поместил его в нагрудный кармашек, оставив свисать золотую цепочку, и потер лоб рукой.

— Вы — импровизировали? Вы приехали на конкурс скрипачей, известный по всему миру, из какого-то захолустного Вирту, про который не слышал ни один человек в здравом уме, и — импровизировали? Что означает этот «первый разряд» в вашей анкете? Что вы отличаете скрипку от смычка? Остальные виртуозы школы Маззарини, значит, и на это не способны?

В этот момент Энрика хотела, чтобы вместо Флориана Дрешера здесь оказался Нильс Альтерман с гильотиной. Она бы охотно встала на колени и позволила отрубить себе голову. Голова и без того чуть не взрывалась от прихлынувшей к ней крови. Так Энрику еще никто не позорил…

Она стояла, глядя широко раскрытыми глазами на доски сцены под ногами. Бросила беглый взгляд вправо — увидела в полумгле десятки, если не сотни пустых сидений. Представила, что на каждом сидит человек. И вот все они с недоумением смотрят на нее. Никто не хлопает. Поворачиваются друг к другу, шепчутся, пожимают плечами…

— Запомните, фрау Маззарини, если ваша фамилия не Лилиенталь, ваши импровизации на конкурсах никому не интересны. Удачи в следующем году.

Это был приговор. Но прозвучавшая фамилия заставила Энрику вздрогнуть. Лилиенталь! А разве не его скрипку она держит сейчас в руках? Ну да. Так неужели она позволит себе опозорить инструмент?

— Герр Дрешер! — Энрика вскинула голову. — Дайте мне ноты!

Флориан Дрешер моргнул. Достал пенсне, нацепил на нос.

— Дать ноты? Это что — приказ?

— Умоляю вас, дайте ноты! Какие угодно, любую композицию, я сыграю!

— Фрау Маззарини, это не экзамен, меня нисколько не интересует ваша способность читать ноты…

— Дайте! — Энрика топнула ногой, понимая, что не отступится, даже если ее потащит со сцены взвод карабинеров.

Флориан Дрешер вновь убрал пенсне и встал с кресла:

— Я не буду звать стражу, чтобы вышвырнуть вас отсюда. Наслаждайтесь. Как надоест — выход там.

Он скрылся за кулисами. Энрика смотрела ему вслед, раскрыв рот. Да как же так?! Быть не может, чтобы… Нет, может. Провал, оглушительнейший и позорный провал, о котором никогда не узнают отец и мать, но который единственный и убил Энрику Маззарини. Вот и все, чего она стоит — презрительная отповедь педанта от музыки.

Пока Энрика брела между рядами сидений, слезы заволакивали ей глаза. Спотыкалась о ступеньки, падала, поднималась и продолжала идти к приоткрытой двери. Забрать жакет, выслушать насмешки шарика, выйти на холодную улицу и… Искать своего палача. Энрика Маззарини — никто. Всю свою жизнь она положила на музыку, и вдруг оказалось, что музыка эта ничего не стоит.

Дверь открылась как будто бы сама, но, щурясь на свет после темного зала, Энрика увидела мужчину в ливрее, грустно глядящего на нее.