Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

Не сказав больше ни слова, жрец вышел. Лиза опустилась в кресло, с наслаждением вытянула ноги в черных чулках к огню. Поначалу никакие другие мысли, кроме удовольствия от теплого помещения, Лизу не тревожили, но, лишь только ноги согрелись, она принялась осматриваться.

Жилище верховного жреца только с первого взгляда казалось простеньким, на деле же таило немало важных мелочей. Вот, например, медвежья шкура, на которой шепчутся о чем-то Ванесса и Гиацинто. Откуда она? Куплена? Но ничего подобного в Вирту никогда не продавалось. Значит, в соседнем Дируоне? Неужели Фабиано или Гиацинто специально ездили в такую даль, чтобы купить дорогущее украшение для дома? Лизу передернуло от мысли, чтобы сидеть рядом с любимым человеком на шкуре мертвого зверя. А эти — ничего, сидят, смотрят друг на друга, шепчутся.

Или камин. О, нет, не печь, как во всех остальных домах. Совершенно ясно, что здесь не готовят. Значит, в соседнем помещении — кухня. Камин облицован декоративными плитками. Откуда взялся мастер, что делал этот камин? Его надо было найти, привезти сюда… Лиза вспомнила монетки, которые утром бросила в шапку Ламберто, и снова содрогнулась.

На стенах висят картины в массивных золоченых рамах. Сплошь диоугодные сюжеты, да… Но где, скажите на милость, взять такие картины? На рынке их не продают. В церкви — подавно. Или золотое блюдо, под которым скрестились две сабли? Или это кресло, в котором так уютно сидится? Лиза покачалась, наслаждаясь мягким перекатыванием полозьев. У многих ли в доме есть такое кресло? Лиза ни разу не видела. Знала лишь из сказок, что бывает такое — кресло-качалка.

Вывернув голову, Лиза увидела две двери, ведущие из этой комнаты, очевидно, общей. Одна, должно быть, в кухню, другая… Куда? К другим комнатам? А может, в кладовую? Посмотреть бы, что в кладовой у жреца…

Послышался зевок, Лиза посмотрела на Гиацинто. Тот повалился на спину и ожесточенно тер глаза.

— Нет, я уже не могу, — сказал он. — Вы как хотите, а я — спать. Сестра Руффини, если вам что-то понадобится, обратитесь к моей дражайшей супруге.

— Эй! — Недовольная Ванесса хлопнула его по колену. — Я что, уже тебе надоела?

— Вовсе нет, — вздохнул Гиацинто. — Скорее наоборот. Ты пленила мне сердце и разум, и всем существом своим влекусь я к тебе, моя возлюбленная. Но еще три месяца не дозволено мне будет обладать тобою всецело и безраздельно. И устал я бороться со страшным искушением Диаскола, ибо я слаб и грешен. Позволь же мне забыться сном, в котором видеть я буду лишь тебя, но хотя бы восстановлю силы, чтобы… Потом… В ладушки…

Тут он захрапел, чем немало удивил Лизу, которая полагала, что Гиацинто удалится в спальню.

— Вот зараза! — обескураженно сказала Ванесса. — Нет, я понимала, конечно, что брачная ночь будет скучной, но не думала, что до такой степени… Эх, с Рокко Новый год справлять куда веселее! Что ж он на меня надулся-то, дурак этакий…

Ванесса пригорюнилась, подперев подбородок кулаком. Блуждающий взгляд ее скользнул по картинам, задержался на камине и остановился на Лизе. Хмыкнула, встала, подволокла к камину еще одно кресло — простое, легкое — и села.

— Ну что? — прищурилась она. — Возлюбленная Дио, значит?

— Еще не совсем, — вежливо наклонила голову Лиза. — Но надеюсь, что скоро мое намерение осуществится.

От разговора с Ванессой ее бросило в жар. Если уж Рокко, у которого вся душа нараспашку, она опасалась и стеснялась всю сознательную жизнь, то его названная сестра пугала Лизу просто до бесчувствия. Что у Ванессы на уме — этого, наверное, даже она сама не всегда могла объяснить. Загадочная, хитрая, коварная — вот какая. А вообще-то, подумала вдруг Лиза, они с Гиацинто, кажется, великолепная пара.

— И не пожалеешь? — Ванесса потянулась, заурчав как кошка, и поджала ноги, свернулась в кресле клубком, не отрывая от Лизы пытливого взгляда. — Тишина, скукота, бессребреничество…

Тут Лиза неожиданно осмелела:

— А у тебя разве не то же самое?

Ванесса захлопала на нее удивленными глазами:

— В смысле? Я ж не монашка!

— Ну… Выйти за сына жреца — не то же самое, что стать монахиней? Жить в бедности и благодарить Дио за кусок хлеба?..

Ванесса фыркнула, закатила глаза. Потом опять прищурилась:

— Ты точно монашкой станешь? Не раздумаешь?

Лиза покачала головой:

— Нет. Как тут раздумать? Мне восемнадцать. Откажусь — на руке тут же черная метка появится. Один мне путь остался, по нему и иду с великою радостью.

Ванесса покивала с хитрой мордочкой:

— Значит, с мирянами тебе якшаться нельзя?

— Очень нежелательно общаться с мирянами, — поправила ее Лиза и отвернулась к огню, изображая обиду.

На деле же обидой и не пахло. С удивлением Лиза ощущала в глубине души нечто такое, чего там отродясь не было, да и быть не могло. Гнев. Она пыталась подавить его молитвой, просила Дио о помощи, но тщетно: ярость распалялась с каждым вдохом, как будто внутри горел костер. А виной тому была ложь.

Еще утром в церкви все казалось простым и понятным. Церковь — оплот Дио на земле, благочестивые жрецы, глупые миряне, не желающие принимать с распростертыми объятиями благословление… Теперь же Лиза чувствовала ложь. Со всех сторон, нагло ухмыляясь, на нее наваливалось вранье — грубое, беспринципное, даже не сомневающееся, что в него поверят.

— Я тебе тогда скажу по секрету, — понизила голос Ванесса, — не просто так я за жреческого сынка вышла.

Лиза ненавидела себя. Лиза кляла себя мысленно последними словами. В памяти у нее воскресли некоторые наставления матери, которые она всегда пропускала мимо ушей, полагая, что душе, искренне преданной Дио, ни к чему подобные ухищрения.

«Видишь, как кто-то играется с чем-то, что тебе потребно, — говорила мама, дымя папиросой, — не важно, что это — игрушка, драгоценность, признание или секрет. Отвернись и сделай вид, что тебе не интересно. И тогда тебе это в руки пихать станут, знаешь, почему?»

«Почему?» — послушно спрашивала маленькая Лиза, мыслями устремляясь к Дио.

«Потому что ничто в мире не ценно само по себе. Любая вещь, любое слово, любая мысль ценна ровно настолько, насколько ее ценят люди. И если человек глупый обладает чем-то, ему нужно, чтобы все говорили, насколько оно ценное, чтобы сам поверил. И всучит он тебе эту вещицу, чтобы ты ее в руках подержала, чтобы поняла, какая она ценная, и позавидовала!»

— Да, — зевнула Лиза. — Рокко рассказал, что ты за него мстила.

Ванесса расфыркалась, как гневный ежик:

— Вот еще! Стала б я ради него молодость свою губить! Нет, подруга, у меня и другие резоны были…

И вновь Ванесса таинственно замолчала. А Лиза зевнула еще раз, потерла глаза.

— Спать хочется, — пожаловалась она Ванессе. — Прошлую ночь без сна провалялась, думала, нынче высплюсь в келье, да не судьба… Что ж, все — испытания Дио.