Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

— А когда я тебе врал? — возмутился шарик.

— Всегда.

— То было другое. Сейчас я за тебя радуюсь.

«Это плохо, — подумала Энрика, пока дверь перед нею открывалась. — Это очень-очень плохо…»

Сесилия подскочила к госпоже, взяла ее под руку и заглянула в глаза, увлекая за собой по коридору.

— Ну как, госпожа Маззарини? Вам удалось понравиться его величеству?

— Что? — Энрика посмотрела на нее с удивлением. — Понрав… А, да, удалось. — Она махнула рукой. — Слушай, Сесилия, а что будет в одиннадцать часов?

Сесилия отвела взгляд.

— Ну… Много всего. Начнется празднование Нового года… Впрочем, мне то неведомо. Мое дело — услужить вам. О, я вижу, его величество подарил вам апельсин? Это очень хорошо. Апельсин — знак высочайшего расположения. Вам, должно быть, удалось действительно очень его расположить, госпожа Маззарини. Примите мои поздравления. Теперь давайте переоденемся и пообедаем.

— Переоденемся? — удивилась Энрика. — Опять?

Сесилия тихо засмеялась.

— Ох, простите, я ведь не объяснила… Да, конечно. Сейчас на вас — платье для торжественного приема. Обедать вы будете в одном из повседневных платьев. А еще потом будет свадебное. Ну и после свадьбы я вас переодену в ночную рубашку, а затем настанет черед жертв… Э… Праздничного платья. Впрочем, наверное, дозволят надеть это же. Что вы делаете? Ах, не утруждайтесь, дайте я! Я и шкурки в карман передника сложу.

Сесилия отобрала у Энрики апельсин, который та начала бездумно освобождать от кожуры, и быстренько очистила.

— Вот, кушайте, пожалуйста!

Энрика разделила апельсин на две части и одну протянула Сесилии. Та, приняв дар, как-то странно посмотрела на Энрику и будто всхлипнула.

— Вы так добры, госпожа Маззарини… Обычно-то все нос дерут, а вы — вы другая.

Не найдясь с ответом, Энрика ограничилась тем, что дружески коснулась локтя служанки. На душе немного потеплело. Пусть жених у нее не идеальный, но хоть верная подруга будет. К Сесилии Энрика проникалась все большим доверием.

Переодевшись в повседневное платье, не отличающееся пышностью, а, напротив, весьма компактно облегающее фигуру, Энрика покрутилась перед зеркалом, наслаждаясь переливами гладкой, будто на основе воды сделанной ткани, и обернулась к пригорюнившейся на стуле Сесилии:

— Могу я просить об одной услуге?

— Все, что угодно, Энрика! — встрепенулась служанка. — И не просить, а приказывать.

— Я все же попрошу… Скажи, ты знаешь, где находится сейчас Нильс? Нильс Альтерман?

Сесилия дрогнула, но ответила сразу, прямо глядя в глаза:

— Конечно. Он в королевских казематах, прямо под этим замком. — Для верности Сесилия топнула ногой по полу. — Ждет приговора и казни.

Энрика кивнула, бросила еще один взгляд в зеркало и решилась:

— Можешь провести меня к нему?

Сесилия лишилась дара речи. Смотрела на госпожу, широко раскрыв глаза и рот. Глазами то и дело хлопала.

— А что? — удивилась Энрика. — Он ведь не опасен, раз заперт, да?

— Зачем вам это? — сказала, наконец, Сесилия. — Казематы — мрачное и холодное место, совсем не подходящее юной принцессе вроде вас.

— Я там жить не буду. Просто хочу повидать Нильса Альтермана и переброситься с ним парой слов.

Сесилия впала в глубокую задумчивость. Настолько глубокую, что съежилась и стала покусывать лакированную спинку стула, на котором сидела. Энрика не менее напряженно думала, намекнуть ли служанке на ее конфуз. Сама ведь в панику впадет, когда увидит, что натворила.

— Э… Сесилия?

— Да! Ох… Ой, что я натворила! — Сесилия схватилась за голову, увидев царапины от зубов на гладкой поверхности.

— Да ничего, ерунда. Так что там с Нильсом?

Сесилия вздохнула, пытаясь сесть так, чтобы спрятать царапины:

— Формально всем велено исполнять любую вашу прихоть в рамках закона и замка. Казематы в замке, а закон не запрещает видеться с заключенными. Так что — да, я могу вас провести… Но…

— А зачем нам «но»? — улыбнулась Энрика.

Сесилия робко улыбнулась в ответ:

— А и правда. «Но» нам совершенно ни к чему.

«Интересно, — думал Нильс, — где сейчас Энрика?»

Он пытался вспомнить, во сколько начинается конкурс. Кажется, в десять. Сейчас же… Чувство времени у Нильса всегда было отличным, но он уже привык ко времени Вирту, и сейчас не мог сориентироваться. Если представить, что он в Вирту, то, получается… Шесть! Шесть утра, даже, пожалуй, минут пятнадцать седьмого. Ну а в Ластере, выходит, как раз седьмой час вечера. Как же болят руки… Как холодно ногам…

Не отвлекаться! Думай о приятном, о чем-нибудь хорошем. Так, вот, например, мама. Милая мама… Но какой яростью пылал ее взгляд во время последней встречи! И она, и отец отреклись от сына, защищая девчонку, которую впервые увидели. Ну не безумие ли? А Энрика сейчас, вероятно, спит, набирается сил перед концертом. Ей ведь тоже выдалась бессонная ночь…

Да почему же я снова думаю о ней?!

Нильс застонал, когда браслеты врезались в запястья, и приподнялся на потерявших всякую чувствительность ногах. Открыл измученные глаза и увидел в трепетном свете трех свечей, вставленных в медный канделябр, Энрику Маззарини.

Она стояла, одетая в красивое платье, с расчесанными волосами, сливающимися с темнотой вокруг. Лицо ее выражало скорбь и сочувствие. Как будто ангел небесный спустился и смотрит на страдания смертных.

— Бред, — прохрипел Нильс. — Я схожу с ума.

— И вы этого вполне себе заслуживаете, синьор Альтерман! — заявила Энрика. — Зачем вы так со мной? Неужели нельзя было хотя бы на конкурсе дать выступить? Потом бы убили, ладно, я бы хоть родителям денег оставила. А вы…

Энрика всхлипнула и отвернулась. По повадке, по голосу, по едва уловимому запаху Нильс понял, что это не бред. Перед ним действительно стояла Энрика Маззарини. Но почему? Как?

Он был не в том положении, чтобы задавать вопросы, поэтому счел правильным отвечать. Энрика никогда не умела толком держать язык за зубами. Если уж она стоит здесь, такая чистая и красивая, то не упустит случая похвалиться.

— Я исполнял приказ и волю Дио, — сказал Нильс. — Соблюдал закон. Да и вам бы следовало заниматься тем же самым. Мы выбираем себе место по вкусу и живем там, принимая порядок. А если порядок нам противен, лучше уйти.

— Уйти! — Энрика топнула ногой, махнула канделябром, и свечи заискрили. — Логика труса! Настоящий боец хотя бы постарается все изменить! Сделать правила — правильными.

— Настоящий боец, — усмехнулся Нильс. — И что же делает этот настоящий боец, когда у него не получается? Пищит, что он — беззащитная девушка, и бежит, куда глаза глядят, ища помощи и защиты у всех, у кого следует и не следует?

Энрика покраснела. Стыд, гнев переполнили ее, а Нильсу вдруг стало смешно.