Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

— Знаешь, — сказал он, — а ведь это ты — в цепях. Я свободен, потому что принимаю смерть, как должное, сделав все возможное для спасения своей души. А ты… Ты так и будешь всю жизнь метаться, бегать, не зная, что тебе нужно на самом деле, ради чего ты готова отдать жизнь. А цепи будут все тяжелее. С каждым годом они будут тянуть тебя к земле все сильнее. Допустим, сейчас ты выкрутишься. И вместо одной беды взвалишь на плечи десять поменьше. Начнешь суетиться между ними, ища способа облегчить жизнь, и увязнешь глубже. У тебя не останется ничего, Энрика. Ты могла стать великой, могла стать легендой, встретив меня в Вирту, играя свою безумную мелодию, и приняв смерть, как должную награду. Но ты выбрала трусость и бегство. Ты оправдала себя заботой о семье. Поверь, я оказывал тебе услугу, не позволяя выступить на конкурсе. Потому что ты бы не смогла победить.

— Замолчи! — Энрика пнула по решетке. — Хватит говорить мне всякие гадости. Ты… Ты портишь мне праздник!

— Праздник? — Нильс приподнял бровь.

— Да, праздник! — Энрика вздернула нос. — Представь себе, здесь я нашла свою судьбу!

— О, — кивнул Нильс. — Поздравляю.

— Даже не спросишь, какую?

— А тебе этого хочется?

— Я выхожу замуж за прекрасного принца!

Всем весом Нильс повис на цепях, когда подогнулись ноги. Чего-чего, а такого он не ожидал.

— Постой, — пробормотал он. — За принца? Торстен Класен, так? Сегодня?!

— Конечно, сегодня, — кивнула Энрика. — Его величество, видимо, прослышал о моей беде и твердо решил помочь. Он влюблен в меня, представь себе! Вот так!

Должно быть, она едва удержалась, чтобы не показать ему язык, но Нильс не обращал внимания на злорадные интонации. Он думал. Вскинул голову, огляделся.

— Так значит, я в королевских казематах, — пробормотал он. — Ну да, ну да… Надо было догадаться. Проклятье. Я-то думал, хуже, чем есть, уже не бывает.

Зарычав, Нильс ударил затылком по каменной стене, но тут же успокоился. Уж он-то точно ничего не может сделать. Так чего ради тогда терзаться?

Энрика смотрела на него с жалостью. Бедная дурочка, думает, он о себе печется.

— Адам Ханн просил меня этого не делать, — сказала Энрика, — но я все же рискну. Когда мы с его величеством сочетаемся браком, я попрошу его сохранить вам жизнь.

Нильс захохотал, и Энрике пришлось повысить голос, чтобы он ее услышал:

— Вас освободят и вернут обратно в Вирту, синьор Альтерман! А вы в обмен пообещайте, что никогда не будете меня преследовать! Ну? Обещаете?

Нильс покачал головой, жалея, что не может толком осушить слезы, выступившие от смеха.

— Как… Как вы добры, синьорита Маззарини, будущая фрау Класен. Чем же я удостоился такой чести?

— Не поверите! — пискнул чей-то голосок. — Эта дурында считает, что у каждого в глубине души есть что-то хорошее!

Нильс с интересом посмотрел на карман платья Энрики, откуда, кажется, раздался голосок.

— Мой заклятый друг, — вздохнула Энрика и продемонстрировала Нильсу маленький шарик. — Постоянно издевается и пытается меня убить. У него есть что-то общее с вами, герр Альтерман.

— Энрика! — Нильс подался вперед, натягивая цепи. — Ты — сказочно везучая девчонка. Но включи, наконец, мозги! Оглянись, подумай, это все не просто так! Почему ты здесь? С чего Вдовствующий Принц решил на тебе жениться? Никто здесь не хочет тебя спасать, Энрика! Твое везение вывело тебя в пасть дракону, и если ты прямо сейчас…

— Вы просто злитесь, герр Альтерман, — перебила его Энрика. — Злитесь, что теперь вы — в цепях, а я — свободна. Что вам грозит смерть, а передо мной — светлое будущее…

— Да не светлое это будущее, а пламя в глотке дракона! — закричал Нильс. — Найди Старика, спроси его, что происходит с принцессами Ластера. Только он расскажет тебе правду, если его до сих пор не сжили со свету.

Энрика закрыла глаза и вздохнула, так наигранно и демонстративно, что Нильсу захотелось ее ударить.

— Вы несете ерунду, герр Альтерман. Но даже если вы говорите правду… Объясните, зачем вам выручать меня из этой скверной ситуации? Чтобы самому убить?

И этот простой вопрос опрокинул Нильса в бездну. Он думал, глядя в пол перед собой, а Энрика ждала ответа. Наверное, ей важен был ответ. Как и ему.

— Я не хочу тебя убивать, — сказал Нильс. — Я выполнял долг, будучи палачом. Но теперь я не палач. Теперь я — заключенный. Приговоренный к смерти. А значит, имею, наконец, право быть самим собой. Я хочу, чтобы ты жила, Энрика. Жила и играла свою сумасшедшую музыку. Но если ни Вирту, ни Ластер не могут тебя принять, быть может, ты найдешь свое счастье где-нибудь в другом месте. Мир огромен, ты — везуча и хорошо умеешь бегать. Так беги же. Изловчись, вывернись и — беги…

Помолчав, Энрика сказала:

— Так это и есть настоящий вы, герр Альтерман? Тот, кто хочет, чтобы я жила и играла, чтобы нашла свое счастье?

— Но при всем желании, — ответил Нильс, — я ничем не смогу тебе в этом помочь. Кроме одного совета: разыщи Старика. Спроси его о принцессах Ластера. Мне ты не поверишь, но загляни ему в глаза, и ты поймешь, что он говорит правду.

Энрика, вздохнув, переложила канделябр из одной руки в другую и повернулась, собираясь уходить.

— Я исполню свое обещание, герр Альтерман. Попрошу его величество о вашем освобождении. Понимаю, что вы сошли с ума, но все-таки верю, что вы умеете быть верным слову. Пообещайте, что не тронете меня!

Нильс, сколь мог, пожал плечами:

— Обещаю, — равнодушно сказал он. — Если меня освободят по твоему слову, я обещаю забыть о твоем существовании и никогда не преследовать. Да и с чего бы? Ты будешь замужней, без черной метки, кроме того — в Ластере. Я тебя больше и не увижу. Это легкое обещание, Энрика. Я его сдержу.

Не сказав больше ни слова, Энрика ушла, и холодная тьма окутала Нильса. Он закрыл глаза. Никакой разницы. Тьма внутри, тьма снаружи. Но внутри все-таки оставалась Энрика. В простом пальто, повязывающая ему алый шарфик. «Праздник ведь, — улыбнулась она. — С Новым годом! — и тут же помрачнела: — Завтра не станет Энрики Маззарини…»

— Нет, — прошептал Нильс, покачивая головой в безответной глухой темноте. — Нет, Рика. Уже сегодня…

Стол ломился от великолепных блюд. Жареное мясо, невероятные соусы и салаты, икра, двадцать сортов сыра, один вкуснее другого. Энрика мрачно жевала один кусочек сыра уже минут пять. Стоящая рядом Сесилия отважилась поинтересоваться:

— Быть может, госпожа Маззарини, вам хочется чего-то другого?

«Еще бы! — хотелось воскликнуть Энрике. — Совсем другого! Но у вас такого нету».

— Нет, спасибо, — вздохнула Энрика. — Просто что-то аппетит пропал.

Апельсин, кусочек сыра… Вот и все, голоду конец. А из головы не идет этот обезумевший Альтерман со своими дурацкими пророчествами.