Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

Морда кивнула, прикрыв глаза для пущей выразительности, а потом снова грозно зарычала. Энрике показалось, что глаза смотрят на скрипку. Источаемые ими струйки света заставляли позолоченные бока сверкать.

— Хочешь, чтобы я сыграла? — Теперь голос Энрики задрожал.

Морда кивнула вновь, призывно пыхнула ноздрями.

Энрика подняла скрипку, но тут же вновь опустила — руки тряслись. Такими руками не то что играть — тесто месить не получится.

— Ты ведь не станешь меня есть? — спросила Энрика. — Я не успела выйти замуж, я не принцесса, и даже не из Ластера! И вообще, меня скоро все равно убьют. Смотри!

Она показала смычком на запястье левой руки, где все четче проявлялась черная метка.

Дракон поднял голову и оглушительно заревел. Дрогнули каменные стены пещеры. Когда морда опустилась, глаза ее стали злее, и ноздри раздувались чаще. Дракон терял терпение.

— Хорошо, хорошо, — прошептала Энрика. — Я сейчас…

Смычок заплясал на струнах. Несколько жалких звуков вырвались из-под него. Энрика закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, но тут же распахнула их вновь. Нет, слишком страшно погибать в темноте, лучше уж видеть взгляд своей смерти.

В памяти вспыхнули золотые нотки реквиема Леонор Берглер. Сейчас, когда душа опустела от страха, они превратились в почву под ногами. Энрика окинула нотную запись мысленным взором и, убедившись, что запомнила все, начала играть.

Первые ноты вышли неуверенными. Энрика своей игрой будто спрашивала дракона: пойдет ли так? Или лучше другое?

Дракон зарычал, приоткрыл пасть, и вырвавшийся оттуда ком пламени облетел пещеру. Вспыхнули невидимые прежде факела и свечи на стенах. Энрика оглядела помещение и едва не лишилась чувств вторично. На полу валялись кости. Человеческие. Желтоватые черепа смотрят пустыми глазницами в потолок. Тонкие ребра, похожие на чьи-то длинные хищно изогнутые пальцы.

Руки перестали дрожать, смычок решительно заметался по струнам. Ужас, дойдя до какого-то предела, перестал высасывать силы и начал отдавать их десятикратно. Энрика предельно ясно поняла, что единственное оружие против этой твари, которое почему-то, вопреки всем доводам здравого смысла, работает, находится у нее в руках. И руки обрели твердость.

Грубые фальшивые звуки рвали гулкую тишину пещеры. Неправильная, нелепая акустика только забивала барабанные перепонки невнятным гулом. «Концертный зал» оказался под стать золоченой скрипке. И только скрипачка выбивалась из этой гармонии. Каждое движение ее было оправданным, каждый порождаемый ею звук — на своем месте, каким бы уродливым ни был. Энрика играла «Реквием» до тех пор, пока не добралась до завершающей части. Той, где звуки должны были таять, постепенно сходя на нет, будто провожая душу Леонор в последний путь.

Энрика не позволила им угаснуть. И дракон содрогнулся всем своим гигантским чешуйчатым телом, когда вместо умиротворенного и смиренного финала скрипка разразилась яростным крещендо. Водопад звуков крепчал, каменные стены издали глухой стон, будто пробуждаясь от тысячелетнего сна.

Дракон заревел протестующе. «Не нравится? — думала Энрика, глядя в ярко-синие глаза. — А ты останови меня! Ну же, вон у тебя какая здоровая пасть. Хлоп — и все. Ни музыки, ни музыкантши».

Дракон раскрыл пасть, но Энрика заиграла еще яростнее, еще отчаяннее, и шагнула вперед. Пасть захлопнулась, а дракон — попятился. Реквием Леонор, превращенный в гимн самой жизни, расцветающей, несмотря ни на что, заставлял его отступать. Почему — этого Энрика не знала. Знала лишь, что в руках у нее оружие, а в сердце — вера. И пока то и другое не отказывается служить, будет и надежда.

Маленькая скрипачка медленно и упрямо двигалась вперед, а дракон — отступал. Пятился, трусливо оглядываясь, время от времени издавая жалкие рыки, тщась напугать, но вызывал только улыбку на губах и решительный блеск в глазах.

«А как же огонь? — думала Энрика, глядя на соперника. — Ты ведь одним дыханием можешь испепелить меня. Что тебе мешает? Чего ты так испугался?»

Один звук подсказывал другой. Энрика представляла себе армию лучников, выпускающих в дракона смертоносные стрелы, каждая из которых вспарывает воздух в своей особой тональности. Выстрел за выстрелом, выстрел за выстрелом…

Пол подпрыгнул под ногами. Энрику подбросило на месте. Не удержавшись, она упала, больно ударившись локтем. Уже лежа сообразила, что слышала грохот, похожий на выстрел из винтовки, но тысячу крат громче и сильнее.

С потолка пещеры посыпались камни. Дракон, одним стремительным движением развернувшись к черному зеву выхода из пещеры, заревел. На этот раз — куда решительнее. Там, снаружи, его ждал противник более сильный и опасный, чем Энрика Маззарини, но почему-то его дракон не боялся.

Еще один взрыв. Рядом с Энрикой с потолка упал булыжник. Чуть правее — размозжил бы голову. По полу пробежала трещина. Дракон, рыча, бросился из пещеры. Оглушительно топали гигантские лапы, но даже в этом грохоте Энрика различала что-то еще. Какой-то постоянный звук, гул, стрекот. Как будто миллион стрекоз одновременно бьют крылами над самым ухом.

Энрика окинула взглядом усеянное скелетами помещение и поднялась на ноги. Пол в пещере теплый, согрет драконом, но вот по ногам потянуло ледяным ветром. Опять туда, наружу, босиком на снег. Она уже привыкла мерзнуть за этот безумный день, потребовавший всех возможных и невозможных сил, и теперь, не раздумывая, шла к выходу. Туда, откуда доносился странный стрекот. Туда, где бесновался и рычал дракон, ревело пламя, рвались неведомые снаряды. Туда, где, судя по звукам, разверзлась сама преисподняя. С тем единственным оружием, которое дал ей Дио.

«Раз, два, три, четыре…» — закрыв глаза, мысленно считал про себя Рокко. Этому его тоже научил Аргенто. Хочешь сохранить сознание после смерти — сразу, как почувствуешь ее приближение, начинай считать, или стихи читать, или молитвы. Главное — полностью сосредоточиться. И тогда, представ перед Дио или Диасколом, смотря по делам твоим, сможешь, авось, о чем-нибудь договориться.

Рокко очень хотел договориться. Лучше даже с Диасколом. И плевать на бессмертную душу. Представлял, как возвращается из преисподней, весь в черном, с неизмеримыми силами, и одним взглядом испепеляет и Фабиано, и Ламберто, и этих троих карабинеров. Потом — потом неважно. Просто кто-то должен это сделать!

Но вдруг раздался звук, который заставил Рокко усомниться в собственной смерти. Как будто босая нога тяжело ступила на скрипнувшую ступеньку. Вот звук повторился. Снова и снова.

Рокко приоткрыл один глаз, потом — второй. Увидел разбитую рожу Фабиано. Жрец смотрел куда-то в сторону. Рокко повернул голову туда и вскрикнул: в воздухе перед ним висели три пули.