Вера Чиркова - Ведунья против князя [litres]

Дилли с досадой вздохнула. Менее всего ей хотелось огорчить мужа, сделать ему больно. И Ланс тоже не заслужил пытки ревностью, хотя удивительно терпеливо сносил все выходки Чижика и, похоже, искренне намеревался доказать ей свои чувства.

Но теперь сестрам нескоро удастся откровенно поговорить с любимыми мужчинами, «Алый» неспешно, но уверенно входил в узкую расщелину в скалах, ведущую в крохотную бухточку, запертую со всех сторон скалистыми берегами.

Леар действительно безошибочно нашел путь, едва из низких облаков ненадолго выглянуло бледное солнце. И смотрел вовсе не на небо и не в карты, а перегнулся через борт и вгляделся в темную глубь зеленоватой морской воды.

– Туда, – заявил уверенно, указав рукой направление, и потом еще пару раз проверял то ли себя, то ли капитана, начинавшего кружить на месте.

И каждый раз опытный моряк изумленно хмурился, обнаружив, что рука курьера, не имевшего ни дара, ни амулетов, неизменно показывает одно и то же направление.

– Ты уже оделась? – заглянул в спальню покинувший мостик Тровенг, и Дилли ринулась к нему, помня, что на все объяснения у нее есть всего жалкая пара минут.

– Родной, ты все неверно понял! Нам нужно прикоснуться к человеку, чтобы разгадать, лжет он или нет.

– И что ты поняла? – еще прохладно осведомился Гард, но его руки уже обвили талию жены, а губы потянулись к ее губам.

Он бы принял любое, даже самое абсурдное объяснение, лишь бы не мучиться самому и не обижать подозрениями Дилли, но этого не понадобилось. Она не солгала ни единым словом, Тровенг тоже теперь это ощущал, с каждым днем все отчетливее. И оттого, что его беспокойство оказалось пустой мнительностью, а всему нашлось ясное логическое объяснение, регент испытал оглушительный всплеск жаркого счастья. Ему хотелось одновременно говорить жене самые нежные и пылкие слова любви и просить прощения за подлую ревность, но крепкая ладошка ведуньи уже уверенно легла на губы мужа.

– Не сейчас, любимый. Времени мало, но знаю точно, он не злой и не лжет ни единым словом. Однако о чем-то умалчивает, и нам пока не удалось понять, о чем именно. Ведь человек может недоговаривать по своей воле, а может – из-за данной клятвы. На всякий случай мы с Литой пойдем туда в личинах, постарайся не ревновать и не мешать. И помни, я люблю только тебя и никому не позволю нас разлучить.

– Дилли? Ты что-то почувствовала? – встревожился регент. – Может, лучше вернуться?

– Поздно. Пока ты с мостика смотрел на остров, я с кормы глядела назад, на море, и заметила несколько приближающихся парусов. Нас уже заперли, но пока это еще ничего не значит. Все ясно будет после встречи с Эршелем. Иди, мне нужна одна минутка…

Гард все-таки поцеловал любимую, нежно и бережно, мысленно давая клятву сделать все возможное и невозможное ради того, чтобы ведуньи вернулись домой.

В гостиной уже сидела Лита, но узнал ее Гард не сразу. Сначала оторопел, увидев перед собой строгое, чуточку ироничное лицо Ясвены. Потом в голове вспыхнуло правомерное подозрение, что старая ведунья всех провела и прибыла сюда под личиной Чижика. И только присмотревшись внимательнее, регент поверил, что это все-таки сама Чижик. Слишком нагло взирали на него серые с прозеленью глаза да чересчур ехидно кривились бледные губы.

– У тебя отличная выдержка, – похвалила девчонка, когда Тровенг, так и не проронив ни слова, присел к столу. – Хотелось бы посмотреть, как воспримут это остальные.

– Гард их предупредит, – объявила, выходя из спальни, вторая Ясвена, и вот у нее даже голос стал похожим на материн. – Только при матросах ничего не говорите, а мы пока погуляем под вуалями.

И опустила на лицо кусок дымчатого шифона, прикрепленный к косе, скрученной на затылке в узел. Лита, усмехнувшись, зеркально повторила ее жест и оглянулась на регента:

– Тебе придется идти впереди, дорогой зять, иначе нас сразу разоблачат.

– Я могу вести и двоих, – насмешливо ответил он, втайне начиная за все свои беды и трудности люто ненавидеть Эршеля вместе с его интригами, причудами и проблемами.

Но, повинуясь необходимости довести начатое дело до конца, привычно усмирил свои чувства, поднялся с кресла и направился к двери, кровожадно мечтая по окончании этой эпопеи содрать с короля Форандии гигантскую контрибуцию за все дни и даже часы своего медового месяца, потраченные на его спасение.