Дж. Андрижески - Меч

Вспомнив взрыв бомбы, людей, которые спотыкались, выбираясь из дымившегося отеля в Дели, я ощутила, как моё приподнятое настроение немного скисает.

— Не бомба, — сказал Врег, посмотрев на меня.

Когда я повернулась, его глаза всматривались в мои с пугающей интенсивностью.

Я забыла, что теперь мы делили конструкцию — плотную и быстро движущуюся.

— Что? — переспросила я.

Он сделал неопределённый жест.

— Тот взрыв. Это не бомба, — он улыбнулся сжатыми губами, и я увидела в его глазах хищный блеск, когда он потёр подбородок. — Зачем бы нам понадобилась бомба, когда с нами был Syrimne d’Gaos?

Некоторые из присутствующих улыбнулись и покивали.

Я слегка нахмурилась.

— Ну, взорвал он главный газопровод. Какая разница?

— Нет, — он покачал головой. — Этого он тоже не делал.

Я поколебалась, пытаясь решить, хочу ли я спрашивать.

— Спроси, — сказал он, улыбаясь. — Ты же умираешь от желания узнать.

— Что он сделал? — спросила я.

— Сука, — сказал он.

Я вздрогнула, поначалу подумав, что он имеет в виду меня, но затем он послал мне кадр из своего сознания. Он материализовался трёхмерной картинкой в моей голове. Это была репортёр Донна, которую я знала по времени, проведённом в Белом Доме. Она выглядела так же раздражающе, как я помнила.

Подумав об этом, я осознала, что теперь она мертва.

Моё раздражение превратилось в холодное ощущение в нутре.

— Он начал с неё, — сказал Врег. — Он взорвал её машину вместе с ней внутри. Наверное, именно это ты услышала на верхнем этаже. Сначала он заставил шофёра заехать на машине в лобби.

Я сглотнула, уставившись на него.

— О.

— То же самое он сделал ещё с несколькими машинами. Большинство из них, конечно, были бронированными. Чтобы защитить их от таких, как мы, — он фыркнул, посмотрев на остальных, и в их глазах тоже виднелась злость. — Тот засранец премьер-министр, который подписал законопроект, разрешающий продавать младенцев видящих, — его обсидиановые глаза ожесточились. — … и тот мудак из Италии, который прогнулся под «Чёрную Стрелу», компанию, прикрывающую крупнейшую цепочку работных лагерей.

Врег улыбнулся, и холод в его глазах проступил ещё ярче.

— По-настоящему большой взрыв случился тогда, когда бензин воспламенил органику в трансляторах. Они защищены, так что некоторые из них самоуничтожились. Последовала цепная реакция, когда всё это ударило по главной энергосистеме.

Я кивнула, ощущая лёгкую тошноту.

— Поняла, — сказала я.

Он послал мне импульс тепла, расцветший жарким ободрением в моём сердце.

«Я знаю, что тебе не нравятся убийства, сестра, — его разум содержал оттенок сочувствия, но я всё равно ощущала ту хищную резкость в его свете. — Босс говорил мне, что ты мягкосердечная. Это хорошо, Высокочтимая Сестра. Мост должна быть такой. Это часть баланса, когда ты настолько сильна. Ты должна быть лидером».

Он одёрнул свой бронежилет, и его мысли сделались мрачными.

«У Сайримна нет такой роскоши, Высокочтимая. Он солдат, гонец, приносящий дурные вести. Поэтому ты вышла за него замуж. Он пачкает руки по локоть в крови, чтобы тебе не пришлось этого делать».

Я просто уставилась на него, не отвечая.

«Помни об этом, Высокочтимая Сестра , — его почти чёрные глаза сделались серьёзными. — Прежде чем возьмёшься осуждать своего супруга. Помни, кто эти животные, что они сделали с твоими людьми. Знай, что он сдерживался намного сильнее, чем сдерживался бы я на его месте. Больше, чем любой из нас в этом вертолёте. Мы все в своё время повидали изнанку этих лагерей. У всех у нас есть члены семей, убитые этими животными, и не только».

Я посмотрела по сторонам и увидела кивки голов.

Все они слушали Врега, и в их глазах виднелось одно и то же понимание.

Я подумала о Вэше, но ничего не сказала.

Я не могла жить жизнью святого. Я не была такой мирной, как Вэш; я это знала, и никогда не смогла бы говорить от его имени здесь, среди видящих, которые пережили такое. Даже от своего лица мне не хватило бы убедительности, чтобы суметь сказать «нет» насилию при любых условиях и в любой ситуации, как это делал Вэш.

Я могла восхищаться им за это, но сама на такое не способна.

Опять-таки, я не могла спорить с Врегом и остальными, учитывая, в каком мире они родились. Я выросла в Сан-Франциско, считая себя человеком. Пока их продавали, избивали и заточали в ошейники, я смотрела кино с друзьями, обслуживала столики в дерьмовой закусочной, напивалась в баре, покупала одежду в элитных секонд-хэндах и беспокоилась о том, продадутся ли мои картины богатым толстосумам.

Мой отец умер, когда я была маленькой, но его не линчевала человеческая мафия. Он умер от множественного склероза, что означало смерть более-менее от естественных причин.

Териан убил мою мать, но я была уже взрослой, когда это случилось.

Большую часть жизни и всё моё детство у меня была мать, которая меня любила. Никто не пытался забрать её у меня, пока я была ребёнком. Меня не продавали в бордель, не передавали по кругу среди солдат Зачистки на её глазах.

Врег улыбнулся мне. Я видела в его глазах одобрение.

«Спасибо, Высокочтимый Мост, — послал он. — Ты понимаешь. Ты сочувствуешь своим людям. Тебе есть дело до того, что с нами происходит».

Он помедлил, и на секунду это одобрение превратилось в нечто близкое к почитанию. Он легонько прикоснулся к моей руке.

«И мы не презираем тебя за жизнь, которую ты вела, Высокочтимая. Вовсе нет. Это правильно, что у тебя это было. Хорошо, что ты чиста. И хорошо, что Сайримн не так уж чист. Видишь? Ты нужна ему такой, а он точно так же нужен тебе таким. Именно поэтому нет Меча без Моста. Поэтому он не мог сделать это ранее, в одиночку — без своей супруги. Скорее всего, именно поэтому Щиту пришлось его остановить. „Мост говорит со Смертью… смягчает его любовью“. Знаю, наши священные тексты всё ещё новы для тебя, но ты понимаешь это?»

Ощутив, что моё веселье и чувство товарищества испаряется, я кивнула и слегка улыбнулась ему, чтобы показать, что понимаю. Стараясь избежать его проницательного взгляда, я посмотрела в окно вертолёта, на тёмные тени гор внизу.

Но то тошнотворное ощущение не уходило, заставляя меня возвращаться к его словам, снова и снова. Я изо всех своих чёртовых сил старалась не думать о Ревике в этом контексте, не представлять это, не воображать вещи, которые он делал — но не могла полностью остановить себя.

Он убил тысячи людей. Может, даже миллионы.

Вытеснив это из своего света, а затем и из своих мыслей, я стиснула край сиденья. Я постаралась сосредоточиться на текущей миссии, на том, что мы делали сейчас. Я постаралась напомнить себе, что в этот раз всё будет иначе. Он обещал мне малое количество жертв. Вообще без жертв, если всё пойдёт хорошо. Эта операция сводилась к незаметности. Проникнуть и убраться обратно. Не спровоцировать сигналы тревоги.