Сильвия Лайм - Рубин царя змей

Как только он оказался около алтаря, жрецы с окровавленными губами мгновенно отползли на несколько метров назад, склонив головы. Они тоже боялись. Кланялись ему, как будто перед ними царь.

А Торриен не задумывался, почему это происходит. Он смотрел лишь на Иллиану. Поднял ее на руки, вглядываясь в закрытые глаза, в побледневшее губы и нездорово горящие щеки.

— Иллиана, — тихо позвал он хриплым сломленным голосом. — Ты держись, я тебя вытащу.

— Тор… — всхлипнула девушка, будто лишь сейчас узнавая его. — Тор…

И уткнулась лицом в его грудь.

Царевич резко развернулся и быстро зашагал прочь из зала, только-только начиная осознавать, что весь зал стоит, согнувшись пополам и склонив головы.

Не было времени разбираться, но кроваво-розовая пелена перед глазами вдруг стала спадать. Иллиана жива, и он знал, как ее спасти. А значит, все будет хорошо. Нужно лишь поторопиться.

Вот только какого гессайлаха здесь происходит?

Последний вопрос он, кажется, задал вслух. Но ответа не потребовалось, потому что он вдруг осознал.

То, что он видел мир в розовом свете, не было кровавой пеленой. То была стена огня, которая вспыхнула вокруг него непроходимым щитом, пропустившим лишь его Иллиану.

И это оказалось не простое пламя…

— Рубиновый огонь царей, — выдохнул Саримарх, стоя на коленях и глядя на Торриена широко распахнутыми глазами, полными религиозного восторга. — В этот священный день благословение Иль-Хайят вернулось в клан Эннариш!

Торриен сжал челюсти. Желание убить жреца было слишком велико, но сейчас ему было не до него.

А потому он молча зашагал к выходу из зала. И, проходя мимо казиса, не глядя бросил, практически выплюнув:

— Передай Дарьешу, что с этого дня я — первый наследник Аджансара Кровавого полумесяца. Трон отныне мой.

И вышел прочь.

Быстрые шаги по коридору глухо отскакивали от стен, отдавались в ушах. Его никто не остановил, но он и не думал, что найдется хоть один осмелившийся на подобное. Каждый присутствующий в зале чувствовал, что один неверный шаг — и начнутся смерти.

Потому что одна жизнь, самая главная для Золотого змея, только что чуть не оборвалась.

Иллиана лежала у него на руках, едва дыша. Торриен практически на себе чувствовал, как в ее венах движется яд. Он ощущал его вместе с мерзким запахом других мужчин, которые не только желали его женщину, но и чуть не убили.

Пятеро жрецов не слишком старались сохранить Иллиане жизнь. Они знали, что перед ними вероятная убийца царя, а потому им предстояло лишь сделать свое дело и уйти, бросив девушку на алтаре на волю богини. Их эмоции не были настроены на любовь и страсть, только на животное желание, вызванное обнаженным телом. В таких ситуациях мираи никогда не кусают своих любовниц. Потому что их жизнь после этого, скорее всего, оборвется.

Укус — это выражение высшей страсти, когда доверие к партнеру становится максимально глубоким. Женщина уже знает наверняка: ее возлюбленный неспособен ее отравить. А мирай абсолютно уверен, что больше не представляет угрозы.

В ситуации с Иллианой, понятное дело, не было ничего похожего. Однако жрецы все же хотели ее. И как бы это ни бесило царевича, он был рад их отвратительной похоти. Потому что в обратном случае, когда яд пятерых мираев даже частично не начал бы трансформироваться, от такого количества отравы Иллиана умерла бы мгновенно.

Сейчас Торриен надеялся лишь на чудо. На случайную мысль, которая неожиданно пришла ему в голову.

Мираи в среднем живут по полторы сотни лет. Это почти в два раза дольше, чем люди. Однако человеческие женщины, которые не погибли при родах и которые живут в любви со своими мираями, тоже приобретают долголетие. Именно благодаря яду своих мужей.

Долгие годы секрет этого вещества пытались изучать их медики и химики. Но так ничего конкретного и не обнаружили. Лишь одно оставалось незыблемым: яд, выделяющийся в момент высшего желания, был способен оздоравливать организм женщины.

Поэтому, как только царевич добрался до покоев, он аккуратно уложил обнаженную девушку на постель и, захлопнув дверь, на вытянутых руках навис над ней.

Он тяжело дышал. Боялся. У Иллианы была бледная кожа, под глазами залегли круги, а губы пересохли. Ее тело безуспешно боролось, но проигрывало.

И, чтобы помочь, ему предстояло ее укусить. При этом не отравив еще сильнее.

Это была почти непосильная задача. Вот почему таким способом никогда не удавалось спасти еще ни одну женщину во время рождения дитя. По мнению медиков, яд отца для матери вполне мог бы послужить антидотом. По крайней мере, в теории. Но еще ни один мирай не мог испытать возбуждения, глядя, как в муках рожает и умирает его женщина.

Торриен закрыл глаза, коснувшись волос девушки. Мягкие и светлые, как снег, они рассыпались по шелковой подушке, успешно конкурируя с ее белизной.

Он двинулся чуть вперед, проникая хвостом между ее раздвинутых ног, чтобы оказаться к ней еще ближе.

В человеческое обличье он не возвращался. Это слишком опасно. Контроль над собой в более слабом и уязвимом облике был гораздо более тяжелой задачей. А ему требовалась вся сила воли, чтобы успокоиться и не думать каждую секунду о том, что его Рубин вот-вот может расколоться и рассыпаться на драгоценные осколки.

Погибнуть.

— Иллиана, — тихо позвал он, склонившись к ней и упершись в нее лбом. Закрыл глаза, вдыхая такой знакомый и любимый запах. — Моя Илли…

В этот момент девушка вдруг пришла в себя и открыла глаза.

— Тор… — сорвалось с ее губ тихое. Еле слышное.

Он взглянул в ее глаза и неожиданно встретился с горящим внутри них пламенем.

Щеки девушки снова вспыхнули на бледном лице.

— Тор, мне так… горячо. Я как будто горю изнутри, — прошептала она.

— Так и есть, — ответил Торриен, сжимая челюсти. — Прости, что не остановил их. Не смог.

— Это ведь не твоя вина, — прошептала она, словно говорить громче было сложно. — К тому же ты все-таки меня спас…

Торриен болезненно скривился, но ничего не ответил. Каждое ее слово резало его не хуже остро заточенного кинжала.

В этот момент она вдруг подняла руку и коснулась его лица. Обхватила ладонями и резко притянула к себе, впиваясь в губы слабо, но жадно. Несмело лаская его горячим языком, отчего перед глазами на миг помутилось.

А затем вновь откинула голову на подушку и жалобно проговорила:

— Я так хочу тебя… но не хочу заниматься любовью после этих укусов…

В этот момент она попыталась сжать ноги, дернулась и тихо захныкала. Повернула голову, чтобы не смотреть на мужчину, и прикусила губу.

Торриен понял, что Иллиана не осознавала своего состояния. Очевидно, ей казалось, что опасность миновала и, раз она до сих пор жива, значит, укусы жрецов ее не отравили.