Мари Явь - Атомное комбо

Прислушиваясь к себе, я недоумевала: как он может лучше меня знать, где мне приятнее чувствовать его? Его язык скользил у меня во рту, пальцы гладили по спине, вдоль лопаток, сверху вниз. Он обвёл ладонью округлость моих ягодиц, притронулся к влажному соединению бёдер и прочертил костяшками невидимую линию вверх по животу, давая понять, какой гладкой, мягкой и нежной я ему кажусь. Неприспособленной для войны, но созданной для его ласк. Он трогал мою грудь, пока я не положила свою ладонь поверх его, надавливая, сжимая, требуя чего-то большего. Тогда он приподнял меня и, наклонив голову, заменил свои пальцы ртом. В нём вновь появилась агрессия, что-то примитивно-первобытное, когда он прижал меня к себе. С такой дикой силой, что я задохнулась.

В такие моменты, я вспоминала, что имею дело не с обычным человеком. И это делало дикой уже меня.

Я иступлено прикасалась к его волосам, плечам, рукам, наполняя всю себя осознанием: это моё и для меня. Я не сразу поняла, что уже сама вжимаюсь в него, трусь об него, а Атомный, запустив ладонь в штаны, повторяет движения моего тела. Тяжёлое, рваное дыхание ласкало мою кожу, пока я наблюдала за тем, как он сходит по мне с ума. Его футболка задралась, а штаны приспустились, и мне захотелось прикоснуться к полоске обнажённой кожи внизу его живота… И представляя это, я окликнула его — на выдохе, призывно и протяжно, отчего его имя прозвучало незнакомо. Как что-то запретное, желанное и очень развратное.

Он содрогнулся, мышцы его пресса обозначились чётче, кулак сжался, а плечи под моими руками напряглись. Непревзойдённая картина мужской страсти, у которой есть название.

— Ранди.

Услышав в очередной раз своё «незнакомое» имя, он медленно поднял голову. Меня поразила двойственность в его взгляде. Он смотрел на меня так же будучи ребёнком, словно всё, что было естественным для меня, было непостижимой для него магией. Говорила ли я, читала, разучивала гаммы или приседала в неуклюжих реверансах — он видел во мне бога. А теперь он разглядел во мне дьявола. И хотел продать душу, чтобы я повторила его имя снова.

— Поднимись, — попросил Атомный, вопреки словам притягивая меня для очередного сумасшедшего поцелуя. — Встань к стене.

— Не могу. — Вот теперь точно. — Не смотри на меня так, это ты виноват.

Глянув вниз, на моё ещё не тронутое его губами тело, он заявил:

— Хочу поцеловать тебя там.

Я не сразу поняла, что именно он имеет в виду.

— Ха-ха. — Проследив его взгляд, я уточнила: — Ты шутишь?

— А тебе смешно?

Я покачала головой, смотря на его соблазнительный рот. Мне уже было не до улыбок.

— Ты чокнутый.

— Иди сюда. — Я попыталась слезть с него, повторяя: «ты не будешь этого делать», но Ранди надавил мне на затылок, сближая наши лица. — Покажу тебе, на что это будет похоже. — Я послушно замерла. — Для начала я только попробую. Вот так. — Он лизнул меня в губы, потом невесомо об них потёрся. Это всё казалось невинным баловством, но я не могла воспринимать его ласки спокойно. Вообще никогда, а теперь особенно, потому что вопреки логике чувствовала его прикосновения в самом низу живота. — Я буду вести себя очень осторожно, так, как того и заслуживает это нежное, сладкое местечко.

Закрыв глаза, я замотала головой.

— Нет.

— А если я сделаю так? — Он грубо заткнул мне рот, прежде чем я успела возразить. — Похоже, так тебе нравится больше.

— Ты… с ума сошёл, — выдохнула я. Моё не слишком искреннее сопротивление снова его завело. — Как ты вообще… можешь думать об этом… и хотеть этого?..

— Что такое, Пэм? — Мы соприкоснулись пылающими лбами. Два неразлучных, растравленных зверя. — Разве не ты говорила, что тебе должны принадлежать все поцелуи, на которые я способен?

Точно. Спрашивать у меня разрешение на выполнение моего же требования — абсурд. Вот только кто бы мог подумать, что Ранди окажется таким затейником: прикасаться ртом к тем частям моего тела, которые я сама не видела.

Хотелось бы мне знать, откуда он черпает эти идеи. Маловероятно, что на них его вдохновляю я. Возможно, та медсестра, его первая… Он вытворял с ней что-то подобное? А она с ним? Я точно задала бы этот вопрос, если бы не хлопнула входная дверь.

Затаив дыхание, я обратилась в слух.

— Кажется, комиссар вернулся, — прошептала я, когда внизу заскрипели чужие шаги. Ранди покосился на прикованное к трубе запястье. Возбуждённый, взбешённый, уязвимый — он так нуждался в утешении, поэтому, прикоснувшись губами к его щеке, я сказала: — Не расстраивайся. Думаю, я захочу увидеть твоё прекрасное лицо между своих бёдер, только если оно не будет таким колючим.

Делать такие заявления, а затем спешить навстречу врагу — очень, очень скверная идея. Когда я попыталась слезть с него, Ранди схватил меня за руку. Появление Дагера, его (пока ещё) незримое присутствие, отчего-то не подействовало на Атомного отрезвляюще, а сделало его ещё более настойчивым.

— Я принесу ключ, — сказала я, задумываясь над тем, а стоит ли. — Ты же не хочешь, чтобы комиссар видел тебя в таком состоянии?

— В каком состоянии? — Он целовал моё лицо, шею, плечи, а я просила его перестать. — Под тобой, выстанывающей моё имя? Чёрт возьми, очень хочу.

— Ты просто… извращенец… конченый…

— Ему уже давно пора узнать, какие именно отношения нас связывают. Возможно, тогда он перестанет трогать моё.

— Эгоист чёртов… — пробормотала я, слыша, как Дагер ходит внизу, проверяя, выполнила ли я оставленные им в записке указания касательно завтрака, обеда и ужина. — А что насчёт меня?

— Что насчёт тебя? Боишься его осуждения? — Атомный провёл костяшками по моей щеке, противоестественно нежно, учитывая его злость. — Видимо, я был прав. За считанные дни его мнение стало таким важным для тебя. Как быстро он обелил себя в твоих глазах.

Укор был подобен высоковольтному разряду: больно, но зато приводит в чувство. Вернулась привычная мучительная тяжесть на сердце, которую анестезировала наша спонтанная полублизость.

— Побоку мне его мнение!

— И всё же, я не припомню, когда ты в последний раз поступалась нашими желаниями в угоду кому бы то ни было. Тем более предателю.

— Я лучше тебя знаю, кто он такой! — огрызнулась я, когда комиссар окликнул меня. Он поднялся на второй этаж и теперь направлялся к комнате, которую я занимала. — Я, а не ты, видела его за одним столом с комендантом! Я, а не ты, прислуживала ему! Я, а не ты, смотрела на то, как он увозит мою мать, в упор не замечая меня!

Ещё даже не успев закончить, я уже пожалела о сказанном. Я ставила ему в вину то, в чём он был меньше всего виноват. Но вопреки логике, Ранди сказал, что счастлив.

— Если ты не можешь простить меня за это, то его ты не простишь тем более.