Мари Явь - Атомное комбо

«Чёрт тебя дери», — думала я теперь, глядя в спину Атомному: «дело не в том, как я на него смотрела сто лет назад, а в том, что в эти последние дни я не видела тебя».

— Ты ставишь меня в неловкое положение. — Я хмыкнула с наигранным разочарованием. — После почти недельной разлуки ты жаждешь увидеть именно комиссара, серьёзно?

— Да, мать его! — огрызнулся Ранди. — Парадокс, Пэм. Ты хочешь, чтобы он жил, но, похоже, в этом ваши желания не совпадают, раз он тянет к тебе свои грёбаные руки!

— Ты так расстроился из-за платья? — улыбнулась я. — Эту проблему легко исправить, знаешь.

Парадокс, Ранди. Быть злым и вместе с тем возбуждённым вошло у тебя в привычку. Ярость порождает похоть и наоборот: эти чувства так похожи и почти всегда идут рука об руку, так что ты сам уже не можешь их различить.

Между нами был какой-то незначительный метр и порог — черта, отделяющая владения комиссара от остального мира. Мы оба считали, что переступить её должен виноватый, вот только кто из нас был грешен перед другим в большей степени? Ранди, потому что оставил меня наедине с Дагером и жестокой правдой о полубрате? Я, потому что напялила это платье и безбожно флиртовала с врагом?

— Уверяю тебя, я исправлю её первым делом после того, как оторву нашему герою яйца, — приглушённо пообещал Ранди, приближаясь на шаг. — Ведь, святому, которым он прикидывается, они без надобности.

— Трудно представить, как бы ты расстроился, надень я купленное им бельё.

Хотя, что сказать, упоминание о нижнем белье, купленном комиссаром, тоже неслабо его «расстроило». Поэтому теперь Атомный не собирался ограничиваться одними «оторванными яйцами».

Да, это в каком-то роде было провокацией, но вовсе не на убийство.

— Успокойся, — прошептала я, оттягивая и без того глубокий вырез ещё ниже и вместе с тем поднимая подол. — На мне его нет. Но если не веришь, можешь убедиться самолично. — Я отступила вглубь коридора. — Ты должен в этом убедиться, Ранди. Там нет ничего, к чему бы прикасался другой, что он приобрёл, рассчитывая увидеть здесь… и вот здесь. Тебя же на самом деле беспокоит это? Что кто-то захотел закрыть твоё чем-то условно своим? От твоих глаз, рук, губ. — Я продолжала пятиться. — Эта вещь тоже лишняя, не так ли? Если она тебе не нравится, то мне не нравится тоже, ты же знаешь. Я не умею любить то, что тебе ненавистно. Помоги мне. Иди сюда и сними её с меня.

В конце концов, он справлялся с ситуациями и потруднее: в оккупированной Раче, в окопах и на минных полях, во время и после сражений. Атомный посвятил жизнь помощи мне, неужели теперь он стал бы мне отказывать?

Скрывшись за углом, я услышала, как закрылась дверь и щёлкнул замок.

Так уж повелось по жизни: я прячусь, он преследует. Эти роли (жертвы и охотника) распределила между нами война, и до сей поры мы их ненавидели, считая, что нет ничего хуже на свете, чем ждать и догонять.

Но Ранди понравилось меня догонять: прислушиваться, всматриваться и вполголоса рассуждать о том, что он сделает со мной, когда найдёт. А мне понравилось от него прятаться: осторожничать, замирать от звука чужих шагов и чувствовать влажный жар между обнажённых бёдер.

В крошечной душевой на втором этаже, вдоль стен в метре от пола шли водопроводные трубы толщиной с запястье. Стремительно тускнеющий свет проникал в обитую кафелем комнату через узкое окно под потолком. Отступив к стене, я смотрела на дверь напротив. Ноги на ширине плеч, руки за спиной — я напоминала приговорённого к расстрелу.

— Тебе так нравится играть со мной? — Атомный не торопился, мудро рассудив, что предвкушение — половина удовольствия. — Я уже не маленький мальчик, но, чёрт возьми, я с тобой поиграю. Как в старые добрые времена, да, Пэм? Прятки… — Я могла представить, как он идёт по коридору, цепляясь взглядом за модные картины из комиссарской коллекции. — Это заводит меня не меньше, чем тебя. А я готов поклясться, что тебя заводит. Эта острая нужда… Чувствуешь? Ты можешь отрицать её, спорить с ней или бояться, но вряд ли у тебя получится её игнорировать. Особенно после того, как я окажусь рядом и просуну руку под это грёбанное платье, между твоих ног… Я без слов пойму, как ты скучала по мне. — Я проглотила стон, закусывая губу до боли. — Ты позволишь мне это, не так ли? Я нужен тебе там.

«Словно чего-то не хватает», — думала я, сжимая колени в угоду какому-то инстинкту: «Желание заполнить эту мучительную пустоту рывком, до боли, как будто только боль могла всё исправить».

— Я твой, Пэм. — проговорил он, приближаясь к моему укрытию. — Тебе не нужно оправдываться или умолять. Просто скажи, что хочешь меня. А как именно, я знаю сам.

Когда дверь открылась, я испытала знакомое чувство гордости. В который уже раз после краткосрочной разлуки меня посещает эта эгоистичная сладкая мысль: «это средоточие убийственной агрессии и силы хочет принадлежать мне».

— И как же, Ранди? — спросила я, наблюдая за тем, как он переступает порог. — Покажи мне.

Это был первый раз, когда настигнутая им добыча не вырывалась из рук, а он не спешил её утихомирить. И уж точно впервые охота обязывала его снимать одежду.

Скинув куртку, Ранди подошёл ко мне, кажется, всё ещё не в силах поверить, что день, когда любовь душ станет любовью тел, наконец, настал. С самого начала считая собственное желание по отношению ко мне святотатством, а теперь ещё сомневаясь в реальности происходящего, он выглядел растерянным, превращаясь из хищника в неопытного мальчишку. Его мучали сотни вопросов. Например, почему лучший момент его жизни должен свершиться в тесной душевой в доме Дагера? Почему я выбрала своим укрытием именно это место? Или почему я до сих пор держу руки за спиной?

— Это ещё что такое? — поинтересовался на удивление спокойно Ранди, когда кольцо наручника защёлкнулось на его запястье.

— Твой поводок, — ответила я, приковав его к водопроводной трубе. — Мои руки уже не в силах удержать тебя. От необдуманных действий и просто рядом.

— Похоже, комиссар дарит тебе не только платья, — отметил он, глядя на блестящий браслет.

А если бы и так, как Ранди мог усмотреть и в этом подарке сексуальный подтекст? Как будто после покупки одежды и нижнего белья Дагер решил разнообразить наше скучное житьё ролевыми играми.

— Нет, этот аксессуар только для тебя, — заверила я, сползая вниз. — Тебе не нравится?

Тяжело дыша, он уставился на возмутительный контраст металла и кожи. С этой вещицей он не мог связать ни одного приятного воспоминания, поэтому ответ был очевиден. В последний раз, когда на него нацепили наручники, он сидел в камере дознания в тылу врага. Мой допрос, появление комиссара, собственная беспомощность — не самые лучшие ассоциации.