Мари Явь - Атомное комбо

— Пэм, он твой, — проговорил Ранди, повторяя приговор, озвученный некогда и Хизелю, и Митчу. Собственно, Дагер — единственный, кто выжил, услышав (хотя и не поняв) эти слова. — Делай с ним, что хочешь. Ты мечтала об этом. Теперь он перед тобой, и он никуда не денется, пока ты не скажешь «довольно».

Что я хочу? Всё того же — мести. Чтобы он страдал и унижено звал на помощь, но все оставались глухи к его мольбам. Чтобы он понял, каково это — быть на моём месте. Но теперь, глядя на него, я не чувствовала удовлетворения, потому что Дагер хотел того же. Примитивными пытками я не добилась бы ничего, только облегчила бы его совесть.

В дверь робко постучали, и я вздрогнула, словно этот тихий звук был страшнее, чем распростёртый на полу кумир моего детства.

— Господин комиссар, мне велено узнать, всё ли у вас в порядке?

— У нас ведь всё в порядке? — шёпотом спросила я. — Или ты хочешь, чтобы всё прекратилось? Хватит одного твоего слова.

Он не хотел. И это в очередной раз подтвердило мои соображения на его счёт. Он искал искупления, но никто кроме нас не мог ему его дать. Добровольное мученичество снимет с него клеймо предателя.

Чёрта с два.

— Всё в полном порядке, — ответил он, сплёвывая кровь. — Думаешь, могло быть иначе?

— Вы… э-э-э… вы уверены?

— С чего ты решил, что нет?

— Прошу прощения! — Щёлкнув каблуками, солдат поспешил удалиться.

Похоже, в рядах ирдамской армии Дагера знали, как человека твердохарактерного, уверенного и жёсткого. Видели бы они его сейчас…

— Что с тобой такое? — пробормотала я, присаживаясь перед ним, обхватывая колени. Если вспомнить, я любила смотреть вблизи на всех, избитых Ранди. — Ты мне подчиняешься? Потому что я дваждырождённая? Хотя вряд ли ты сохранил уважение к старшей расе, если не сохранил к закону.

— Потому что я…

— Не перебивай, дай мне подумать. Валяешься тут и скулишь, даже не пытаясь сказать слово против или отвернуться от пощёчины. Ты что, святой? Вроде не похож. — Я прихватила пальцами чёрную ткань на его груди с отпечатком моей подошвы. — Сначала предал нас, теперь предаёшь своих. Чего ты добиваешься?

— Я просто хочу…

Я приложила указательный палец к губам, призывая к молчанию, и посмотрела на Атомного.

— Как ты и говорил, это всё из-за мамы. Он хочет стать для неё дважды героем. Вытащил меня из реки, а теперь вот это. Рискует своей репутацией, жизнью ради нашего спасения. Тут совершенно точно замешана женщина.

Дагер покачал головой.

— Значит, ты был в долгу у полубрата, — решила я, кладя руку на нагрудный карман рубашки, где держала орден до того, как у меня всё отобрали. — Чувствуешь свою вину перед ним, и решил искупить её таким образом? Думаешь, он бы простил тебя?

— Нет, Пэм…

— Конечно, нет, твою мать! — прошипела я, хватая его за ворот, сближая наши лица. — Из-за таких, как ты… Из-за таких вот двуличных недоносков — паршивых друзей, сыновей и солдат — он погиб! Так что брось этот спектакль! Хватит этих соплей! Ты ничего этим не добьёшься! Ни он, ни уж тем более мы никогда не простим тебя! Никогда!

— Нет, Пэм, — повторил Дагер. — Это именно он… Это Свен послал меня за тобой.

Мы с Ранди идеально подходили друг другу во всём. Даже когда нас запихали на заднее сиденье машины, и плечи Атомного заняли больше, чем половину салона, моя игрушечная комплекция позволила нам разместиться с комфортом. Гармония иногда можешь выглядеть комично.

Комиссар сел рядом с водителем, прижимая к разбитому лицу платок. Солдат каждую минуту посматривал в зеркало заднего вида. Я не знала, куда мы направляемся, хотя, кажется, Дагер мне говорил. Аккурат после того, как распорядился вернуть нам наши вещи.

— Если были какие-то деньги, — добавил он, после того как вскрыл конверт и высыпал из него содержимое на стол, — скажи сколько. Тут воровство — обычное дело.

Я ничего не ответила, но подумала: «Деньги? Ты что, шутишь? Похоже, что нам есть до них какое-то дело?».

Дагер забрал себе наши документы, а я распихала по карманам медали, как если бы они могли что-то значить теперь. Ценность не утратил лишь орден, присвоенный полубрату, на который я долго смотрела, прежде чем положить его в нагрудный карман.

Пока не увижу, не поверю.

Ранди же, чувствуя вину за свою святую ложь, всю дорогу прятал взгляд, а его заново скованные руки лежали между колен и сжимались в кулаки. Его правая ладонь распухла. Возможно, к первоначальному вывиху он добавил перелом. Не первый и не последний, конечно, но отсутствие боли и равнодушие Атомного к любым травмам, не делали её пустяковой.

— Тише, — прошептала я, беря его руки в свои. — Не сжимай так.

Склонившись, я прикоснулась губами к разорванной коже на костяшках. Когда в последний раз мы использовали поцелуи как лекарство, а прикосновения — как способ общаться телепатически? Появление комиссара заставило нас вспомнить, кем мы были друг для друга, будучи детьми.

Я прижалась лбом к его руке, словно это была благословляющая длань священника. К руке, отомстившей Хизелю и Митчу так, что лучше не придумаешь, но абсолютно бессильной против Дагера. Месть, которая заставила бы агонизировать его незамаранное войной тело, должна быть придумана и совершена именно мной. Но что мне сделать для этого? Что мне делать вообще? Как солдату, давшему присягу? Как другу, которого предали? Как человеку, который знал Гарри Дагера с самого рождения и не с худшей стороны?

В тепле и твёрдости мужской руки я чувствовала одну лишь решимость и ни капли сомнения. Ранди знал, что делать, потому что был безупречным солдатом и другом.

— Не думай о нём, — сказал он, и я вспомнила, как однажды он просил меня не думать о Митче, вот только к тому моменту Митч был уже мёртв.

— Не могу.

— Тогда позволь мне закончить дело.

— Не могу. — Помолчав, я зачем-то добавила: — Всё не так просто.

Он спас меня, но это ерунда. Что важнее, он спас мою мать. Но что хуже всего — он спас тебя.

Когда я подняла голову, оказалось, что бедняга шофёр едва не свернул шею, пока таращился на нас. Дорога перестала его интересовать, а вот наша вопиющая разнузданность — очень даже. Он счёл это личным оскорблением, потому что, по сути, был конвоиром, а чувствовал себя таксистом, везущим в любовный отель несдержанную парочку.

Сбросив скорость, он обратился к Дагеру, хотя тот спал, а может только претворялся.

— Господин комиссар, мне остановиться?

— Что? — хрипло отозвался тот. — Зачем?

— Кажется, этим двоим не помешает напомнить их место.

Солдат сделал жест головой, и Дагер обернулся на нас. Он посмотрел на наши соединённые руки. Это, в самом деле, было уже слишком.

— Никаких прикосновений и разговоров без разрешения. — Он говорил на проклятом ирдамском. — Кто бы из вас двоих ни нарушил это правило, отвечать, в любом случае, придётся тебе. Разве я не говорил об этом?