Мари Явь - Атомное комбо

Я хотела воскликнуть: «спрашивать твоё грёбаное разрешение на то, чтобы быть вместе? Мне и Ранди? Это даже не смешно!», но вместо этого выдавила:

— Говорили, господин комиссар.

— Руки.

Мне хотелось показать ему средний палец, а потом прижаться к губам Ранди в самом развязном, взрослом поцелуе. Но всё что я сделала — высвободила свои пальцы из хватки чужих ладоней. Ранди сопротивлялся мне неосознанно. Всё это выглядело, как похищение, которое происходило на его глазах.

— До самолёта ещё часа два, — вклинился жаждущий справедливости солдат. — Я тормозну…

— Это лишнее, — отозвался Дагер. — Они понятливые. Я ведь не ошибаюсь?

Всё должно было произойти так: Ранди закинул бы цепь своих наручников на шею водителя, обездвиживая. Я бы выхватила пистолет из кобуры Дагера и заставила бы их остановить машину. Два выстрела с промежутком в три секунды, и мы были бы абсолютно свободны, а главное — чисты перед родиной и совестью.

— Никак нет.

— Если решите пренебречь правилами ещё раз, неважно кто из вас, пристрелю я именно тебя. — Дагер был спокоен, отчего даже мне было трудно понять, говорит он серьёзно или блефует. Собственно, корчить из себя последнего подонка ему не привыкать. — Ясно?

— Так точно.

— А теперь скажи это своему приятелю, чтобы он потом на меня не обижался.

Ох, ты ж придурок, мазохист чёртов, самоубийца.

— Атомный, послушай. Господин комиссар просит сообщить тебе, что, если ты нарушишь установленные им правила, он пристрелит меня. Но ты не должен на него за это обижаться.

От такой наглости Ранди оторопел. Вряд ли он ожидал услышать что-то подобное от того, кто ещё несколько часов назад валялся на полу, лепеча и рыдая, как младенец. А теперь вдруг «господин», «его правила», «пристрелит». Пристрелит? Мы выжили под бомбёжками, в оккупации, на бесчисленных полях сражений, и комиссар вдруг во всеуслышание заявляет, что сможет убить меня? Именно он? Пусть даже в шутку, пусть даже в качестве крошечной мести за недавнее унижение, пусть даже ради нашей обоюдной безопасности.

Подавшись вперёд, Ранди положил локти на колени, очень тихо сказав:

— Это тебе лучше не нарушать наши правила, иначе я воткну тебе в лоб нож по самую рукоять и поведу вниз до мошонки. На вид твоего выпотрошенного нутра у меня точно встанет, так что я отымею твой уродливый труп. Без обид, ладно?

Конечно, такая участь была пострашнее банального «пристрелю». Хотя бы потому, что, в отличие от Дагера, Ранди был готов осуществить угрозу в любую секунду.

— Атомный сказал, никаких обид.

Взгляни на этих двоих в тот момент самый прожжённый скептик, даже он не усомнился бы в их вражде. Ранди не выглядел, как спасённый, а комиссар не выглядел, как спаситель. И всё же мы сидели в одной машине и направлялись…

Минутку, он сказал «самолёт»?

Для нас с Ранди война началась именно с самолётов, поэтому я навсегда зареклась летать. Приступ дурноты вызывал один звук, их запах и вид ирдамского герба на серебристых крыльях. Аэродром, на который вырулил наш таксист, был заставлен истребителями, бомбардировщиками и грузовыми самолётами, возле которых суетились солдаты-муравьи. Я поняла, что не осилю эту часть путешествия, уже когда выбралась из машины.

К комиссару подбежал, пригибаясь и придерживая на голове фуражку, старший лётчик. Перекрикивая рёв турбин, он поинтересовался, что у Дагера с лицом и нужен ли ему дополнительный конвой.

— Вы же не думаете, что меня могло тронуть это отребье? — спросил в ответ тот, то ли с вызовом, то ли шутливо. — До встречи с ними я заглянул к полковнику Кольту, а у того выдался тяжелый день.

— Тяжелый день?! И это при том, что мы сместили линию наступления на пять километров вперёд лишь за это утро?

— А должны были на десять.

— Что уж говорить, за эти шесть лет с нашей техникой, оружием и упорством мы должны были обойти планету целиком. — Лётчик махнул рукой. — Надеюсь, это перетягивание каната кончится к тому моменту, как у меня родится сын.

Я и раньше думала над этим, но теперь убедилась окончательно: в Дагере было что-то толкающее людей на откровенность. Он располагал к себе. С ним хотелось говорить, делится, спрашивать у него советы и, в случае чего, заручиться его поддержкой. Недаром же именно его выбрал себе другом самый придирчивый и претенциозный из людей.

— Путешествовать с таким грузов в одиночку… — добавил собеседник Дагера, косясь в нашу сторону. — У вас яйца размером с кулак каждое. Простите за прямоту, господин комиссар, но иначе не скажешь.

Как бы там ни было, он совершенно точно не боялся залезть в чрево чудовища, образ которого навсегда останется для меня символом войны. Ни солдатская форма, ни оружие, ни кровь не пугали меня так, как самолёты. Это страх разместился между страхом потерять Ранди и страхом смерти.

Я никогда раньше не делала себе поблажек, но теперь судорожно искала обходные пути. Мне надо было пересилить себя, чтобы увидеть маму и встретиться с полубратом, но для этой цели подошёл бы поезд. Я даже готова была идти пешком, как бы далеко Свен не забрался в попытке сбежать от нас, родины и совести.

Когда нас повели на посадку, я поняла, что обморок — вопрос времени. Пусть только Дагер спишет мою вопиющую слабость на голод и условия, в которых нас содержали последнюю неделю.

Хотя с каких пор меня стало волновать его мнение?

А его с каких пор стало беспокоить моё состояния здоровья? Что это ещё за… выражение лица… такое? Я помню, он так же смотрел на меня, когда вытащил из реки. Словно спасать нужно было именно его, словно это он шёл ко дну и был абсолютно беззащитен.

По пробуждении я решила, что его тревога мне приснилась, потому что комиссар выглядел отстранённым и собранным как никогда. Было уже поздно, мы сидели в очередной машине, и искусственный свет падал на его лицо, превращая Гарри в ещё большего незнакомца. Это не могло не радовать, ведь чем меньшее в нём от прежнего Дагера, тем лучше.

Перелёт я не запомнила. Я ничего не почувствовала, когда мы пересекли границу, покинув родину и оказавшись в Ирд-Аме. Но теперь я смотрела во все глаза: деревья, поля, скот, встречные машины и редкие люди. Мне всегда хотелось увидеть страну, которая породила страшнейшую войну века. Понять, что заставило людей, в ней живущих, желать нашей смерти. Голод? Нищета? Уродство природы?

Здесь была такая же зелёная трава, деревья ничуть не ниже, и их не обделяло вниманием солнце. Чистые, широкие улицы не были запружены бездомными и бродячими собаками. Стройный ряд фонарей не напоминал виселицы.

— Сейчас вы вряд ли кого-то застанете в департаменте, господин комиссар. — Я прислушивалась к разговору безотчётно. — Может, лучше сразу в изолятор? А после подкину вас до дома.